Русалочья удача. Часть 1

Рубцова Налия

– Путятишна,– рыжий мужчина оперся на её прилавок локтем, – Что ты в самом деле? Они тебе окровавленные сорочки пытались продать?

Путятишна сглотнула.

– Вот-вот,– рыжеволосый кивнул. – Так что впредь не считай деньги в чужой мошне и…– он швырнул огрызок яблока ней под ноги, – …не чини беспорядок на торгу. Добром предупреждаю.

Он окинул взглядом прилавок, затем лениво взял три ленты – зелёную, голубую и глубокого сине-зелёного цвета, который, как говорил Велимир, далеко на востоке зовут «цин».

– Возьми, красавица, – сказал он,

протягивая ленты Купаве и тепло улыбаясь. – Не держи зла на глупую бабу.

– Спасибо…– тихо сказала Купава и полезла в кошель. – Сколько это стоит?

– Для тебя бесплатно. Она тебя обидела, и подругу твою, – мужчина взял Купаву за руку вложил ленты ей в ладонь.

– Но это же нечестно… – пискнула Купава.

– Честно. В следующий раз она подумает, прежде чем грубить, – мужчина улыбнулся, свернув зубами. – До встречи, девочки.

Махнув рукой, он пошёл прочь.

– Спасибо,– сказала Купава ему в слад, нерешительно сжимая ленты.

Горислава молча глядела ему вслед.

Он ей не нравился. Может быть, сейчас он спас её от очень серьёзной ошибки, вроде той, что заставила её бежать прочь из Изока, но всё равно не нравился. Не потому что рыжий, а потому что взгляд волчий, жестокий. И кафтан на плечах – слишком богатая одежда для простого горожанина, но для князя бедновата. Торговка его явно боялась – значит, было за что.

– Добрая женщина, – Купава уже стояла у прилавка со злосчастными лентами, протягивая горсть мелочи,– Этого достаточно? Я не хочу чувствовать себя вором… Скажите, а кто был этот мужчина?

– Нет, нет,– Путятишна замахала руками, не желая брать деньги. – Это подарок. Подарок. Ставр Елисеич сказал… Он прав… Я была груба… Простите, девочки, простите… – она всхлипнула и вытерла слезу, покатившуюся по щеке. – Нет, не давайте мне этих денег. Не возьму. Не возьму.

– Ставр Елисеич? – Купава сжала монетки в кулаке. – А кто он? Боярин? Или князь?

– Раб княжий, первый из всех, – торговка сжала губы, словно боялась сказать что-то ещё. – Идите, девочки, идите, да хранит вас Финист.

– Идём,– сказала Горислава. Как всегда после вспышки внутреннего огня, мир казался ей бесцветным и холодным.

Они молча шагали по улице. Хорошего настроения как ни бывало. Горислава не знала, что удручало её больше: грубость торговки, собственный припадок ярости, или вмешательство рыжеволосого мужчины, у которого на лице было написано «опасный тип». А может, то, что Купава уже второй раз видела, какой старшая сестрица бывает в гневе? Не пожалела ли, что связала себя узами с… бешеной степной тварью?

«Я имела полное право злиться!» – сжав зубы, подумала змеиня.

Имела. И тогда, в Изоке, и в караване, и с разбойником. И тут тоже – торговка унизила даже не её, а Купаву, чистую душу.

Только вот гнев был чрезмерным. Как только кровь в её жилах вспыхивала огнём – ярость затмевала всё. И чёрт её побери, если она знала, как им управлять.

– Горька, ты часто дралась в детстве? – спросила Купава.

– Часто,– глухо ответила

змеиня. Ей было стыдно перед русалкой. Та же совершенный ребёнок, а с момента прибытия в этот город уже второй раз виснет у неё на руке, пытаясь удержать от опрометчивых поступков.

– Уверена, не ты начинала эти драки, – сказала Купава утешающе.

«Какая разница», – подумала Горислава. Она всё равно выходила виноватой. В глазах всех… Кроме собственной матери.

Когда она в первый раз заявилась домой с разбитым носом, вся в крови, тётушка Божена ахала и охала, будучи в совершеннейшем ужасе, а мать просто сняла с неё испачканную рубашку и принялась умывать дочери лицо.

– Кровь только твоя? – спросила она равнодушно.

– Нет,– Горислава шмыгнула носом. – Их тоже.

– Их?

– Мальчишки. Мал, Четвертак, Вячко… Они начали… Дразниться… – Горислава сжала губы. Она не хотела повторять матери, что кричали мальчишки. Ведь они кричали не только про саму Гориславу, но и про её мать.

– Понятно,– голос матери был всё так же равнодушен. – Со всеми троили дралась? Разом?

– Да! – Горислава подняла голову и взгляну на мать яростными, блестящими глазами. Мать, похоже, ей не верила: мальчишкам было уже по десять-одиннадцать, а Купаве только восемь. – Честное слово, мама! Я побила их, заставила землю целовать и извиняться! Я сильная! Очень сильная!

– Сильная?– мать вдруг улыбнулась. Её холодное лицо, напоминающее икону из церквы Финиста, вдруг ожило, стало человеческим.– Всех трёх побила, значит? Молодец!– и поцеловала в макушку. Горислава замерла, не веря, что это не сон: мать целовала её разве что на праздник Возрождения Финиста, раз в год.

К вечеру у девочки начался жар. Она лежала на скомканных простынях с мокрым полотенцем на лбу, дыша сквозь потрескавшиеся губы. В полузабытьи она слышала, как мать с тётушкой Боженой разговаривают.

– Попа надо звать. Видано ли это, чтобы восьмилетка трёх десятилеток побила? Бабы говорят, она их расшвыряла, как тряпичных кукол… Вдруг диавол в неё вселился? – шептала Божена.

– Диваол в ней с рождения, – ответила мать со вздохом. – От отца. Его не изгнать, пока всю змеиную кровь из жил не выцедишь.

– Так что же? Что ж делать-то? Пропадёт девчонка… – запричитала Божена.

– Пропадёт она, если защитить себя не сможет, – мать неожиданно ласково поправила одеяло на Гориславе. – Так что силушка от степного диавола – её спасение. По крайней мере, никто её силой в полон не уведёт, как меня.