Русалочья удача. Часть 1
Шрифт:
Точно на середину, на ту невидимую линию, что разделяла две шайки, вышел старик со сломанным носом и хлопнул в сухие ладоши.
– Итак, сегодня мы, как завещано отцами нашими и дедами, собрались на Чёртовой Копейке, чтобы решить возникшие между нами разногласия, – сказал он; голос был негромкий, но гомонившие разбойники сразу замолчали. – Пролить ложку крови, чтобы не пришлось проливать реку, хе-хе. Рябой, записывай: пятое Вересня, суд поединком. Судится у нас Ставр Елисеевич с Петром Червонцем…
Пётр Червонец возвышался над своей шайкой, как дуб над рожью.
Рябой – действительно рябой молодой парень – старательно, закусив язык, выцарапывал на бересте слова договора. Если б Горислава пребывала в менее мрачном настроении, она б восхитилась тем, как у разбойников всё устроено, как будто не разбойники они, а княжьи люди.
– В случае выигрыша Ставра Елисеевича – право на охрану обозов, идущих по Маковинскому Тракту, переходит к нему. В случае выигрыша Петра Червонца – остаётся у него, – диктовал старик. – Проигравшая сторона обязуется не нападать на обозы, охраняемые выигравшей стороной. Поединок ведётся до утери сознания одним из поединщиков…
Горислава увидела, как бледная девушка дёрнула Червонца за рукав, и, встав на цыпочки, прошептала ему что-то на ухо. Тот коротко кивнул, и, сделав шаг вперёд, сказал:
– Нет. Я требую поединка до смерти.
Старые шрамы. Часть 3
По прикидкам Купавы, прошло несколько часов; связанные руки отчаянно ныли, хотелось есть – а плана побега всё ещё не было. В клети имелись только кучка соломы, ведро для справления нужды и деревянная миска с парой глотков воды; ничего, чем можно было бы разрезать верёвки, или хотя бы попытаться перетереть. Монотонно вещал по ту сторону двери охранник, которому, видимо, наскучило молчать:
– Ставр Елисеич – большой человек. Главный в этом городе. Чужаки думают, что тут правит князь Гордей Янтарь, а здешние знают – Гордей только и умеет пить. Продерёт глаза, и сразу чарке тянется, а вечер в кабаке проводит. Все его дела Ставр делает. Они одногодки почти, только Гордей уже на четыре десятка выглядит… Чудно, что жив ещё. Эй, малая, ты там как?
– А как я могу быть-то? – угрюмо сказала Купава. – Уже закат, наверное… Слушайте, дяденька, а что за Чёртова Копейка, где бой будет?
– Поляна такая, травы там почти не растёт. Проклятая, вестимо… – ответил охранник. – А что спрашиваешь? Сбежать хочешь?
«Конечно, хочу!» – сердито подумала Купава, а вслух сказала:
– Просто мы с сестрицей, наверное, эту Чёртову Копейку видели. Рядом с южными городскими воротами, да?
– Ты чего, малая, какие южные ворота? Она на севере от города, выше по течению реки. Оттуда ещё Монастырский остров видно, – охранник усмехнулся.
Купава мысленно похвалила себя за то, что узнала местоположение этой
Ну и пусть расстраивается! Лишь бы осталась жива. Не видя иного выхода, Купава принялась молиться Богине. Конечно, матушка Параскева говорила, что боги мертвы, в том числе и Богиня, Матерь-Земля – но русалка не могла поверить. Разве нечто столь великое и могущественное, как боги, могло просто так умереть? Тем более что матушка также говорила, что в Купаве, как во всех русалках – частица силы Матери-Земли.
«Вода небесные принадлежат Громовому Кузнецу, – голос ведьмы звучал в голове так, будто она стояла за плечом,– а земные – Матери-Земле, Пряхе Судеб. Ты родилась в реке – а, значит, и жизнь твоя, и сила, исходят от Матери-Земли…»
– Мы с братишками давно уже договорились решать свои споры на Чёртовой Копейке. Даже не мы, а деды наши, – разглагольствовал за дверью охранник. – Пусть лучше ложка кровь прольётся, чем река. Ты там что, снова ревёшь? Не реви; я ж говорю, тебя Ставр не тронет. Ну, рабой сделает, но ты хорошенькая, муж быстро найдётся. Сиротой не останешься, босой ходить не будешь…
«Босой»?! Купава распахнула полуприкрытые глаза, поражаясь догадке, которая заглянула в её гудящую от голода и рыданий голову.
Её сила идёт от земли…
Ей было противно надевать обувь, и согласилась на это она только потому что Горислава требовала…
И тут у неё, Купавы, пропали колдовские силы…
Закусив губу, Купава подцепила пальцами босой ноги ботинок на обутой и стянула и его тоже. Затем, опершись сначала связанными руками, потом – спиной на шершавую стену, встала на ноги. Под ногами была не земля, а дощатый пол, но Купава прикрыла глаза и сосредоточилась на том, что было под слоями досок и камня. Влажная, тёмная масса – чрево Матери-Земли, что рождает каждую весну посевы, и хоронит их осенью… Земля… Исток всех рек… Купава – дочь реки, значит, внучка Земли…
Ступни тронуло прохладой, как будто русалка зашла в ручей; прохлада потекла по жилам, к сердцу. По лицу Купавы расплылась улыбка: один удар сердца назад она была просто беспомощной связанной девочкой – а сейчас стала частью Матери-Земли. Почувствовала, как журчит-поёт на востоке великая Роса, как копошится в глубине флегматичный крот; как разлагаются брошенные на земляном полу в погребе тела неизвестных мертвецов.
– …Что-то я разболтался. Может, ты о себе что-нибудь расскажешь? – судя по звуку, скучающий охранник наливал себе что-то в кружку. – Как так вышло, что твоя сестра – змеиня? Матери у вас разные аль одна?