Русская канарейка. Голос
Шрифт:
Выйдя из дома, они свернули на рю Сен-Круа де ля Бретонри, а затем на рю дез Аршив, по которой неспешно двинулись в сторону Сены. Натан прекрасно знал Париж. Когда-то, в молодости, прожил здесь года три, отвечая за безопасность израильских миссий в Европе.
Он грузно шагал рядом с Леоном (Шаули слегка отставал — не потому, что тротуар был слишком узок, просто Шаули заменял рыжего Рувку, который по делам еще оставался в Женеве) и негромко отвечал на расспросы Леона о «женевской урановой тусовке». Америка пойдет на все, чтобы не сталкиваться с Ираном, говорил Натан, и не потому, что американцы
Он пожал плечами, и снова в этом жесте просквозило то же: усталость и едва ли не равнодушие.
Еще лет пять — и Америка перестанет нуждаться в арабской нефти, отрывисто говорил Натан. Вот они и хотят замириться с Ираном; не потому, что боятся его бомбы — чушь! — и не потому, что стараются ради Саудии или Израиля. Ради нас они никогда не старались и стараться не будут. Нет, Америка аккуратно обстригает последние ниточки, последние связи, а там — повернуться спиной, и закрыть дверь, и оставить вонючий котел Ближнего Востока его безумцам: пусть варят там свое дерьмо, миллионы своих трупов. Все они — Америка с Канадой, Латинская Америка и тем более дряхлая Европа, замученная собственными мусульманами, все они — бывшие игроки, все уходят с политической сцены. Остаются Иран, пожираемый амбициями, со своими мечтами стать хозяином на Ближнем Востоке, Китай и Россия. А мы… Мы остаемся один на один с этой безбрежной тьмой, вот и вся правда. Вернее, не вся…
Он вздохнул и поднял воротник плаща.
— Третья мировая война… кто только не расписывал ее сценарий! Но проходить она будет не между западным и третьим миром, а внутри третьего мира, между его странами, анклавами, окрестностями, дворами и подворотнями, начиненными оружием по самые яйца. Нас ждет бесконечная и безысходная бойня, которая уже в этом столетии просто снесет западный мир — попутно, по ходу действия, как сносит хижину какой-нибудь ураган «Катрина». Так вот жирная мамка во сне задавливает младенца. Они задавят этот мир, как котенка, понимаешь? Со всеми его соборами, операми-тенорами, бахами-шубертами, леонардами и сезаннами…
— Ты… очень мрачен сегодня, — заметил Леон.
— Смотри, как стремительно меняются времена, — продолжал Натан, вроде и не слыша его слов. — Это даже завораживает: Саудовская Аравия покупает бомбу у Пакистана. Атомные бомбы уже покупают. Завтра какой-нибудь миллиардер сможет сам купить бомбу у Пакистана. Или у Северной Кореи, которая таки нуждается в деньгах…
Они миновали Отель-де-Вилль, здание мэрии с целым батальоном статуй знаменитых граждан на фасаде, среди которых в мраморном покое стоял незадачливый Юг Обрио, и дошли до набережной Сены.
— Если направо, а потом по мосту д’Арколь на остров Ситэ и там мимо Нотр-Дама, окажемся у «Shakespeare and Company». Леон, знаешь эту букинистическую лавку?
— Еще бы, — отозвался тот. — Сколько денег там оставлено! Нет, пошли налево, по рю Лобо, там с моста Турнель отличный вид и народу меньше.
…С моста Турнель действительно открывался
— Потрясающе, а, Шаули? — не оглядываясь, меланхолично заметил Натан. — Вот этот памятник святой Женевьеве, обрати внимание… Знаешь, кто его автор? Ландовский — тот, кто делал статую Христа в Рио.
Парси промычал сзади что-то неразборчивое. Все трое стояли, не начиная разговора, облокотившись на парапет моста и глядя вниз, где мутные бутылочные воды несли барашковую бежевую гривку мелкой волны.
— Насчет того мутного тайца, — наконец проговорил Натан. — Как там его звали… Тассна? Ты оказался прав. Наша ошибка… Бедняга не дотанцевал на своей дискотеке, случайно свалился в канал… Жаль. Но это бывает, когда танцуют в обе стороны… Так что сейчас мы проверяем все его сведения, особенно насчет Крушевича — то, что удалось из него вытянуть… перед этим неудачным падением.
На миг перед глазами Леона возникла фигура Тассны, за которым он так долго шел по улицам и переулкам Бангкока, его походка профессионального танцора, стремительная и расслабленная, ритмичное движение локтей, прищелкивание пальцев… А ведь как искренне тот прослезился, вспомнив о старике: «Цуцик! Суч-потрох!!!» «Одно не исключает другого», — любил повторять Иммануэль… Одно не исключает другого? Гендель в часовне Кингс-колледжа не исключает мертвого тайца в грязных водах канала.
— И все же, откуда вообще взялись у Иммануэля эти двое? — помолчав, спросил Леон.
— Слушай, кто сейчас вспомнит, столько лет прошло. Ни Мири, ни Алекс ни черта не в состоянии сказать. Скорее всего, знакомые порекомендовали. Знаешь, как бывает: старики умирают, хороших сиделок передают из дома в дом… Эти два брата будто из-под земли выскочили, и в самый нужный момент, когда Иммануэля парализовало.
— И куда же делся второй брат? — спросил Леон. — Винай? Кстати, они были очень разными, эти братья, и второй довольно часто отлучался до дому.
— А почему ты так о нем волнуешься? — насторожился Натан. — Тот танцор, похоже, и вправду ничего конкретного не знал. Возможно, интересуясь, мы недостаточно усердствовали. Но — сам понимаешь: мы не дома.
Леон пожал плечами, промолчал… В данный момент он не смог бы объяснить, почему исчезнувший Винай так часто всплывает в его мыслях. Ведь пресловутая интуиция музыкального импровизатора — не причина?
А главное, меньше всего ему сейчас хотелось приближаться к острову Джум.
— Ну ладно. — Натан повернулся спиной к прекрасному виду и локтями оперся о парапет.
— Не знаю, стоит ли говорить, до какой степени мы тебе благодарны, — пробурчал он. — Ты невероятно нам помог, просто — как дверь открыл, так что мы уже могли сунуться к нашим друзьям в Берлине и Лондоне. Не бог весть что, но и там, и тут какие-то свои человечки имеются: глянуть в картотеки, вытянуть старые рапорты двадцатилетней давности, показания обвиняемых или свидетелей на процессах. Ну, и свои силы задействованы, само собой. Сегодня картина несколько прояснилась. Хочешь подробности, кто он — твоя добыча, твой Казах?