Русская литература XVIII века. Петровская эпоха. Феофан Прокопович. Учебное пособие

Буранок Олег Михайлович

Сравним соответствующие отрывки из трагедокомедии и ораторского произведения.

«Владимир»Коль многы совести суть, их же лице красномнится быти, но, егда разсмотриш опасно,Инако являются. Первое се яве:породится от сего укоризна славеНашей. Не повергну ли греческим под нозецарем венца моего? И их же на мнозеУсмирих победами, тем сам подчиненнийбуду? Не оружием, едним побежденнийСловом философовим! Инако же носитобичай: да закона побежденний проситОт победника, сей же тому да владеет.К тому мир знает, яко сили ми довлеет,Да с римским царем сяду купно же и равно,не тако, аще его ученик есм. ЯвноСе всем укорение. Но уже и времямину ученичества;

егда мал бех, бремяСие на меня не бяше, – ныне, на престолекняжем сидяй, поддам мя учителской воле?Доселе бех невежа, и навеки бяхукнязы праотцы мои; вси бо почитахуСих богов несуменно. «Убо от них безумнихпорожден есть Владимир?» – Кто от многоумнихБоляр не повест тако? И не токмо сиерекут, но (что им сердце уязвит лютее)Рекут, яко не ради вери приях веру,но страха ради, хотяй завещанну мируКрепост дати, аки би страшна мне со грекибран была… (189)

«Слово»

«Не наносил ли сердцу его бес горделивый высокого помышления: от кого веры учитися имаше Владимира? от христиан ли, иже имени твоего ужасаются, и множицею тобою были побеждены? Победители дают закон побежденным, ты хочеши прияти от побежденных? Толикий владыка рода твоего от инородных учения просиши? Господь отечества твоего от странных, наследник князей российских от пришелец, еще же и в возрасте совершенном? Посмеются тебе велможи твои, и кто не речет, яко аще ныне учишися, убо от млада до селе безумен был еси? К тому же и от безумных отец и праотец рожден наречешися: яве бо сотвориши, яко весь род твой, чтуще боги своя, не ведяши истины слепе и невежда бяше. Не буди тако. Не наводил ли, сказую, такого высокоумия дух гордыни? обаче не преклонися на совет его Владимир святый. Посла по странам веры испытоваши, пуская слух по себе, яко невежда есть, яко не имать истины, яко от иных помощи требует. Кто сему смирению удивится? Никодим святый князь сый жидовский к самому владыце своему Христу не смеяше во дни приите, но нощию прииде ко Иисусу; Владимир же святый ясно и явно во всем мире Христова учения не устыдился. Кто и когда и в каком народе слыша подобное дело? Который царь, который князь сам посылаше для испытания Христова? Великая добродетель бяше, аще кто готовый проповеди послуша; а Владимир святый сам посылает по апостолов. И что о Христе слыша, еже бы к толикому уверению божества его сердце княжеское подвигнуло? яко сын тектонов бе, нищий, странный, неимеющий где главы приклонити, таже яко злодей со злодеями повешен на древе. Сему подобаше кланятися, сего бога нарицати, сего рабом нарицашися. О тяжестное слышание княжескому сердцу!» (III, 340–341).

Очень энергичный, экспрессивный монолог-размышление, монолог-спор князя со своим «чёрным человеком» определил, как видим, кульминацию «Слова». Таким образом, кульминационный момент трагедокомедии, даже композиционно, совпал с самым пафосным моментом проповеди (31). И. П. Ерёмин, комментируя в трагедокомедии заключительный хор апостола Андрея «со ангелы», указывает, что в научной литературе эти стихи сопоставлялись со «Словом в день святаго равноапостольнаго князя Владимира» немецким славистом Р. Штупперихом, и даёт соответствующую ссылку (см.: 477). При проведённом сопоставлении обнаружился ещё ряд текстуальных совпадений разных по жанру, но столь близких по идее, по замыслу и воплощению произведений одного автора на одну и ту же тему.

Светский, языческий, яркий и сильный Владимир нарочито был отвергнут драматургом и проповедником в качестве объекта изображения. Тому в «Слове» мы находим обоснование: Владимир, князь и военачальник, победил «легко и скоро» «врагов державы своея», «всюду знатныя следы храбрости своея водрузи», «силный и страшный был в мирских бранех!» (III, 338). Но главная его заслуга, по Феофану Прокоповичу, «есть брань духовная, противу которыя все мирские войны, единым отрочищным игралищем златоустый святый называет» (III, 339).

Показать внутренний мир человека, принимающего столь судьбоносное для своего народа решение, – вот главная задача и драматурга, и оратора. Однако, при всей идейно-художественной близости произведений, эта задача решалась поэтически разными средствами. Эстетически принципиально важно, что новаторски созданная пьеса (первая трагедокомедия на Руси!) породила новый жанр ораторского искусства – художественно-публицистическую проповедь (в отличие от богословских, философских и т. п.).

* * *

Лучшей ораторской речью Феофана Прокоповича в киевский период, без сомнения, является «Слово похвальное о преславной над войскаями свейскими победе, пресветлейшему государю царю и великому князю Петру Алексиевичу, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцу, в лето господне 1709 месяца июня дня 27 Богом дарованной». Оно создано по горячим следам Полтавской битвы и произнесено в Софийском соборе в Киеве, в присутствии Петра I 10 июля того же года; отпечатано в составе брошюры под заглавием «Панегирикос, или Слово похвальное», там же было напечатано ещё и стихотворение «Епиникион». В издании С. Ф. Наковальнина под заглавием «Панегирикос, или Слово похвальное» помещено предисловие с семью эпиграфами [347] и само «слово» (I, 13–50).

347

Эпиграфы приведены из богословской литературы (I, 14). В публикации И. П. Ерёмина эпиграфы опущены.

И. П. Ерёмин полный текст предисловия опубликовал в своих примечаниях (459–460), где

изложил историю публикации «Панегирикоса» со ссылкой на исследования Т. А. Быковой и М. М. Гуревича и статью В. Н. Перетца «Панегирик Феофана Прокоповича на победу при Полтаве» [348] (460). И. П. Ерёминым установлено, что брошюра (славянский текст, без «Епиникиона»), была издана вторично в Москве накануне торжественного въезда Петра в Москву 21 декабря 1709 года (461). Киевское и московское издания отличаются не только тем, что в киевском издании помещены славянский и латинский тексты, а в московском только славянский, но и ещё и тем, что в московском издании была произведена языковая правка: устранены некоторые украинизмы (461).

348

См.: Перетц В. Н. Панегирик Феофана Прокоповича на победу при Полтаве // Литературный вестник. Т. 3. Кн. 2. – СПб., 1902. С. 165–167; Быкова Т. А., Гуревич М. М. Описание изданий гражданской печати: 1708 – январь 1725. – М.; Л., 1955. С. 483–484.

Имеющиеся на сегодня экземпляры «Панегирикоса» написаны на разных языках и отличаются друг от друга по составу. Есть экземпляры, где «Панегирикос» дан с латинским переводом, а Епиникион» напечатан на латинском и польском языках. Есть экземпляры, где «Панегирикос» сопровождается «Епиникионом» только на русском языке. Весьма обстоятельно историю публикации «Панегирикоса» дал В. П. Гребенюк в «Обзоре произведений панегирического содержания первой четверти XVIII века» [349] , опубликовав «Панегирикос» вместе с «Епиникионом» [350] .

349

Гребенюк В. П. Обзор произведений панегирического содержания первой четверти XVIII века // Панегирическая литература петровского времени. – М., 1979. С. 100–105. Ср.: Перетц В. Н. Панегирик Феофана Прокоповича на победу Петра Великого при Полтаве: Библиографическая заметка // Литературный вестник. Т. 3. Кн. 2. – СПб., 1902. С. 165–167. (Учёный описал четыре издания). Быкова Т. А., Гуревич М. М. Описание изданий гражданской печати: 1708 – январь 1725. – М.; Л., 1955. С. 483–484. Ерёмин И. П. Примечания // Феофан Прокопович. Сочинения. – М.; Л., 1961. С. 459–461.

350

См.: Панегирическая литература петровского времени. – М., 1979. С. 181–203.

Предисловия как композиционная часть «слов» и «речей» не были повсеместными, далеко не все «слова» и «речи» Феофана и его коллег-ораторов имели предисловия. Чаще всего они предпосылали предисловие к тем «словам» и «речам», которые предназначались для издания. Обязательными были предисловия к учебникам, специальным, научным или переводным книгам, например: предисловие Феофана Прокоповича к «Уставу морскому» или предисловие Гавриила Бужинского к переводу книги В. Стратемана «Феатрон, или Позор исторический», в которых переводчики, в отличие от церковных авторов, призывали русских читателей к «здравому рассуждению», убеждали не бояться нового, что они прочтут в данной книге. О полезности чтения книги, о необходимости помыслить вместе с автором книги и, наоборот, увидеть не нужное и не полезное призывал Фёдор Поликарпов в предисловии к своему «Лексикону треязычному» (1704). Иосиф Туробойский в предисловии к «Преславному торжеству свободителя Ливонии» призывал читателей не просто удивляться новому, но и принять его. «Отстаивая новое, – пишет Л. А. Чёрная, – авторы предисловий доказывают прежде всего, что новое содержит пользу. Полезность книги – едва ли не основной пункт рассуждений в книжных предисловиях, начиная с XI – XII вв.» [351] . Так, Стефан Яворский в предисловии книги «Знамение пришествия Антихристова» (1703) призывал помыслить человека о кончине своей, в чём следовал традициям тематики и стилистики предисловий, идущим из древнерусской литературы.

351

Чёрная Л. А. Русские книжные предисловия конца XVII– начала XVIII в.: Защита «мирских» книг и «гражданских» наук // Тематика и стилистика предисловий и послесловий. – М., 1981. С. 264.

Феофан Прокопович в многочисленных предисловиях, сделанных к переводам книг, к собственным книгам, как деист призывал, с одной стороны, уповать на Божью помощь в познании истины, а с другой, обличал суеверие и невежество раскольников, русского духовенства [352] . В предисловиях к «Духовному регламенту», «Правде воли монаршей», к «Слову о власти и чести царской» он занимался просветительской деятельностью, призывал читателей или, как чаще он говорил, «слышателей», к принятию петровских реформ. Авторы предисловий – Феофан Прокопович и его окружение – в «словах» и «речах», точнее, к их отдельным тиснениям, не могли за неимением времени и места столь обширно толковать свои идеи, отношение ко времени, теме и проблеме «слова» или «речи». Для них принципиально важно было указать, где и когда было произнесено данное ораторское произведение, кто был в числе присутствующих (это становилось политически важно, если «слышателями» были царь и его ближайшее окружение).

352

См. подробнее там же. С. 269–270.