Русская литература XVIII века. Петровская эпоха. Феофан Прокопович. Учебное пособие

Буранок Олег Михайлович

«Панегирикос», начиная с предисловия, отличается не только панегирическим, чисто хвалебным, пафосом, но, главное, искренностью и эмоциональностью. Последние, на наш взгляд, обусловлены тем обстоятельством, что в психологии искусства называется «эффектом присутствия», в данном случае, присутствия Петра во время произнесения «речи».

«Слуга» и «богомолец», Феофан Прокопович приносит дар монарху, «аще и не драгий», не претендующий на долголетие («вем яко слову моему не жити, но токмо на время явитися, не многократне, но единою токмо слышатися подобаше» – I, 16). Здесь появляется формула самоуничижения, заимствованная из поэтики древнерусской литературы и обыгранная оратором, причём формула пространная, перерастающая в метафору: оратор соотносит своё похвальное слово с простотой и естественностью нравов народа, поэтому столь же естественна и проста его похвала, его «Панегирикос» Петру, не претендующий на риторический перл.

Само деяние значимо («сия вещь всемирного прославления

достойная» – I, 16), поэтому оратор произносит слово на русском языке, но обещает перевести его и на латинский язык. Более того, он «присовокупишася к сему и торжественныя рифмы во славу тоеяжде неслыханныя твоея виктории тройственным диалектом, латинским, славенским и польским, сложенныя от мене, помере малаго искуства моего» (I, 17).

Феофан сам обозначил характерную особенность своего творчества: одно событие, факт, образ, явление трансформировались в разные жанры под его пером, причём чаще всего один жанр являлся главным и давал художественную пищу или эмоциональный импульс для рождения другого жанра. Так было с образом Владимира, которому Феофан посвятил пьесу и «слово», так было и с Полтавской битвой, которой Прокопович посвятил «слово» и, по существу, три поэтических творения – «Епиникион» на трёх языках. В конце предисловия Феофан определяет судьбу Полтавской баталии и её героя Петра в искусстве. Он пишет: «Будут сию преславную викторию прославляти будут воспевати рифмотворцы; будут любопытные историографы последним гласити веком образы, знамения и памяти не токмо на великих столпах, стенах, пирамидах и иных зданиях искусным изваянием изображати, но и на малых оружиях и орудиях начертати» (I, 17–18). «Великих риторов громы», «рифмотворския трубы», даже «малыя пищали» принесут радость общей победы всем (I, 19).

Предисловие написано эмоционально, страстно и вместе с тем идеологически выверенно, точно. В нём, безусловно, Феофан следовал тематике и стилистике предисловий второй половины XVII в., но одновременно это предисловие отличается тем, что оно написано к художественно-публицистическому произведению («Слову») и к чисто художественному («Епиникиону»).

Таким образом, Феофан закладывал новую традицию: художественного предисловия к художественному произведению. Поэтому не совсем права Л. А. Чёрная, которая при характеристике предисловий Феофана Прокоповича относит их к произведениям законодательного характера («Духовный регламент», «Правда воли монаршей»), к политико-философским трактатам («Слово о власти и чести царской») через запятую, не проводя разграничений, говорит и о предисловиях к проповедям и панегирикам [353] .

353

Чёрная Л. А. Русские книжные предисловия конца XVII – начала XVIII в. // Тематики и стилистика предисловий и послесловий. – М., 1981. С. 270.

У Феофана Прокоповича предисловия к художественным произведениям, как мы видим, иные.

* * *

«Слово о преславной над войсками свейскими победе» (27 июня 1709 г.) открывается риторическим вопросом: «Кое иное дати тебе приветствие и что больше в дар гостинный имамы принести тебе?» (23). Сам проповедник считает, что такая победа требует «неслыханной похвалы», которая породит «от нея общей всероссийской радости извещение» (23).

Суперлативные характеристики переходят в пышную метафору: «Сия неизглаголанная… радость не терпит в нас молчания, ею же возбуждаемый, аще бы имел бых тисящу устен и гортаней, ни единой бы воистинну не было возможно праздновати» (23).

Приступ слова строится традиционно для Феофана: эмоциональный всплеск, риторические вопросы, суперлативные выражения, обращения к античным и библейским образам и соответствующие параллели. Следом идёт развитие темы. Феофан прежде всего даёт довольно подробную характеристику «супостату», т. е. шведам, довольно подробно вторгаясь в историко-политический экскурс о взаимоотношениях Московского государства и Швеции.

Таким образом, Автухович считает, что в этом «слове» стиль Прокоповича отличается от барокко его современников, а «стиль основной части (о причинах и условиях Северной войны) приближается к стилю исторических сочинений. Однако вторую часть – описание битвы – Феофан создаёт согласно поэтике барочного театрализованного “действа”» [354] .

354

Автухович Т. Е. Литературное творчество Феофана Прокоповича: Автореф. дисс… к.ф.н. – Л., 1981. С. 15.

Если с утверждением о близости к историческим сочинениям можно и нужно согласиться, то со вторым – нет. Справедливо замечание В. П. Гребенюка о том, что «имеющиеся в “Панегирикосе” исторические параллели не абстрагируют повествование, а конкретизируют и раскрывают мысль автора» [355] .

Нарисовав

географические российские «пределы», Феофан даёт краткую характеристику десятилетней многотрудной войне со шведами (25). Проповедник пытается объяснить «слышателям», как «супостат» «силу свою над силу российскую возношаше» (26), т. е. проанализировать истоки поражений России в Северной войне. Логика его рассуждений такова: гордость породила слепоту и дерзость. (Кстати, подобный мотив есть в эсхиловских «Персах»: гордыня и стремление возвыситься над миром привели Ксеркса к поражению в войне с Грецией. Для поэтики Феофана Прокоповича характерно обращение к античным мотивам.) Сказав о «супостате» как о сильнейшем воине, о том, что он привык безмерно кичиться, гордиться и народы презирать, оратор сопоставляет шведское государство с российским (подобная антитеза имела место у Эсхила: Персия – Греция).

355

Гребенюк В. П. Панегирические произведения первой четверти XVIII в. и их связь с петровскими преобразованиями // Панегирическая литература петровского времени. – М., 1979. С. 24.

Интересно решена пространственная организация «речи». Описание географического пространства, огромности государства Российского играет идеологическую роль в «слове»: если Швеция стала обширной от бессилия западных государств, то Россия – благодаря своей храбрости и мужеству (24–25). Эти храбрость и мужественность доказаны в ходе десятилетней брани многими победами: оратор называет Калиш и его героя – А. Д. Меншикова. Победы под городком Добрый, при реке Чёрной, под селом Пропойском. Обличая «свейскую гордость», Феофан приводит исторический случай, будто бы описанный Сигизмундрм Герберштейном в известных «Записках о московитских делах». «Однако, – констатирует И. П. Ерёмин, – в «Записках» этих нет эпизода, о котором… сообщает Феофан» (461). Феофан контаминировал великого князя Василия Ивановича и Иоанна Грозного.

Однако можно допустить, что в данном случае анахронизм и явная историческая неточность были нарочитыми: в данном случае в «слове» проявляется публицистический момент. Для Феофана Прокоповича было принципиально важным связать две параллели: Карл XII – Пётр I и Иоанн Грозный – король польский. Султан назвал короля «зело дерзок», а Ивана Васильевича «великим» (26) – «и не без ума изрече сие султан», – ехидно замечает Феофан Прокопович. Впоследствии турки на себе испытали силу русского оружия, о чём свидетельствуют разорённый Кизекермен и отнятый Азов, – напоминает Феофан Прокопович (26). Историческая параллель подана в явно публицистическом и ироническом виде, что будет столь свойственно и в дальнейшем для всей ораторской прозы Феофана, да и в целом для его поэтики.

Весь данный историко-публицистический пассаж предназначен был для обличения гордости «супостата», побеждённого ныне и на себе познавшего силу российскую. Гордыня не только породила слепоту, «но слепота сия вельми его («супостата». – О.Б.) умножаше дерзость… самой убо ради таковой дерзости великий и лютый супостат наш бяше. Но и, кроме того, силен воистинну и храбр; ниже бо нам прилично есть не исповедати, еже есть истинно: наипаче егда тим самым является великая победы нынешней слава, яко сильный и страшный побежден есть» (26).

Сказав об причинно-логических истоках Северной войны, исследовав нравственную сторону конфликта, Феофан пишет и об экономической стороне дела: Карл XII ограбил и поработил Литву, Польшу, Саксонию, Курляндию, российские территории. «От толикакого же стяжания колико умножися крепость его!» (26). Феофан вполне признаёт политические и воинские заслуги Карла XII, Швеция действительно стала накануне Северной войны могущественнейшим государством [356] .

О влиянии ораторской прозы петровского времени на русских классицистов писали многие исследователи: Ю. Ф. Самарин, А. С. Елеонская, В. П. Гребенкж, Н. Д. Кочеткова. Непосредственно и в большей степени этому влиянию последующие ораторы обязаны именно Феофану Прокоповичу, о чём также писали В. М. Перевощиков, И. А. Чистович, П. О. Морозов, Н. Д. Кочеткова, Т. Е. Автухович, О. М. Буранок.

356

См.: Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей. Т. 3. – М., 1998. С. 275–524; Соловьёв С. М. Об истории новой России. – М., 1993. С. 111–145; Ключевский В. О., Князьков С. Очерки из истории Петра Великого и его времени / Репринтное воспроизведение издания 1914 г. – М., 1990. Платонов С. Ф. Лекции по русской истории. – М., 1994. С. 3—112; Чистяков А. С. История Петра Великого / Репринтное издание. – М., 1992. Павленко Н. И. Пётр Великий. – М., 1994.