Русские адмиралы — герои Синопа

Скрицкий Николай В.

Выступили 22 февраля. По пути Лазарев установил 8 марта, что указанного на английской карте острова нет. Суда обогнули мыс Доброй Надежды, миновали в Индийском океане острова Св. Павла и Амстердам и, несмотря на шквалы, достигли цели 17 мая; они встали на якорь

___

напротив города Хобарт. Корабли были в порядке, экипажи здоровы, лишь матрос 1-й статьи Козьма Салимовский упал с гальюна и утонул¹.

На Тасмании несколько матросов бежали от жестокости старшего офицера Кадьяна, но были пойманы полицией, и И. Кадьян, ненавидимый командой садист, жестоко их наказал^{91 92}.

Вновь такелажные и конопатные работы задержали на Тасмании. Лазарев рассчитывал простоять 2 недели, однако за несколько дней до выхода исчез

в лесу, куда посылали партию для рубки дров, матрос Станислав Станкевич. Отыскать его не удалось. Прождав еще б дней, Лазарев выступил 9 июня и направился к Таити для пополнения запаса свежей провизии. В шторм «Крейсер» и «Ладога» разлучились. Фрегат миновал Новую Зеландию и 7 июля пришел на Таити, а через 6 дней прибыла и «Ладога». По пути моряки уточняли положение острова Высокий и от жителей узнали, что местное его название Райвовай⁹³. Не обошлось и без приключений: фрегат зацепил коралловый риф, и кусок коралла, заткнувший пробоину, извлекли из обшивки в Ситхе^{94 95}.

20 июля, после пополнения запасов и ремонта, суда продолжили путь. 24 июля «Ладога» отправилась к Петропавловску, чтобы доставить туда грузы. «Крейсер», подгоняемый пассатом, вторично пересек экватор 31 июля. 2 сентября увидели вдали берега Северной Америки и на следующий день прибыли в Новоархангельск, где стоял шлюп « Аполлон» \

Более года фрегат находился в плавании, выносил штормы и шквалы. Морякам приходилось немало работать. Для офицеров поход стал практикой в штурманском деле. Завалишин отмечал: «Конечно, офицеры употребляли все свое старание для достижения возможной точности, но никто не мог ручаться, какую разницу могли производить не подлежащие изменению морское течение, неравномерность хода корабля... изменяющееся склонение магнитной стрелки компаса. А между тем опасность была близка уже, и в случае неверности счисления мы могли наткнуться на берег, когда считали бы себя еще далеко от него, а пасмурность и туман препятствовали увидеть берег заблаговременно»⁹⁶.

Особенно усердствовал в самосовершенствовании и обучении подчиненных Нахимов. Моряк даже отказался высадиться на Таити: ему оказалось интереснее заниматься парусными приемами с матросами. Завалишин считал, что мичман показывает себя перед начальством. Действительно, Нахимов хотел получить похвалу такого отличного моряка, каким был Лазарев. Но он и сам любил морское дело. Эту любовь и умение ладить со служителями заметил командир и все чаще поручал молодому моряку ответственые дела^{97 98}.

Новоархангельск являлся резиденцией главного правителя Российско-американской компании капитан-лейтенанта М.И. Муравьева. Фрегат не ждали, ибо почта сушей шла еще дольше, чем суда по морю. Сначала местное население встревожилось: не появились ли пираты? Вскоре ситуация выяснилась, и жители радушно встретили посланцев России².

Нахимову Ситха не понравилась. В письме Рейнеке он писал: «...место очень дурное: климат нехороший, жестокие ветры и дожди беспрестанно. Ничего нельзя почти достать, а ежели что и случится, то за самую дорогую цену. Свежей пищи нельзя иметь, кроме рыбы, да и той зимою очень мало. Зимовать тут очень дурно. У нас была большая работа: крыс развелось удивительное множество, портили совершенно все без разбора. Мы должны были выгрузить весь фрегат, окурить и потом опять нагрузить. Это продолжалось 3 недели. Офицеры и команда жили на берегу...»³

Правитель принял моряков прохладно. Очевидно, Муравьев воспринял появление фрегата с командиром более высокого чина как инспекцию. Лазарев рапортовал Адмиралтейств-коллегии, что капитан-лейтенант, рассмотрев инструкции Моллера, посчитал крейсерство фрегата не нужным и рекомендовал командиру, ввиду недостатка провизии, отправиться в порты Калифорнии до 1 марта, когда к Новоархангельску обычно собираются индейцы разных племен и появится нужда в обеспечении безопасности крепости. Узнав о неурожае в Калифорнии, Муравьев сообщил, что не имеет ни возможности снабдить «Ладогу» провизией, ни нужды в ней. Лазарев решил отправить «Ладогу» вместе с «Аполлоном» в Россию. Сначала «Аполлон» пошел в Сан-Франциско заготовить

провизию для всех судов. 9 ноября прибыл шлюп «Ладога», который сдал в Петропавловске грузы для Камчатки и Охотска. 14 ноября «Крейсер» с шлюпом оставил Ситху. 1 декабря три судна соединились в Сан-Франциско⁴.

Именно на последнем переходе 20 ноября П.С. Нахимов отличился. Шканечный журнал сообщает об этом случае, как и положено, скупо: «В 9-м часу, ветер риф-марсельный, со шквалами, небо облачно и сильная боковая качка. В начале 10-го часа упал за борт канонир Давыд Егоров, немедленно фрегат приведен был к ветру и спущена шлюпка, но при всех стараниях спасти его не могли. При приставании же шлюпки обратно, оную разбило у борта; однако же бывший на оной офицер и 6-ть человек гребцов успели схватиться и выйти»¹.

Завалишин этот эпизод изобразил таким образом: «Мы с Нахимовым имели привычку приходить побеседовать один к другому, когда я или он бывал на вахте, а другой был свободен от обязательных каких-либо занятий. Однажды, когда я был на вахте, а Нахимов пришел ко мне побеседовать и мы, прохаживаясь по шканцам, разговаривали об одном случае, прочитанном мною в «Жизни английских адмиралов» (Lifes of British Admirales, бывшей настольной книгою у Лазарева), вдруг раздался зловещий крик: «Человек упал за борт». Фрегат был в это время на полном ходу, идя более десяти узлов в час (более 17,5 верст). В одно мгновение полетели за борт сбрасываемые (чтобы дать за что ухватиться утопающему) спасительные буйки с флагами, и сверх того я бросил маленькую лестницу, употребляемую при пелькомпасе во время взятия пеленгов. Оказалось, что упавший с носа фрегата артиллерист именно за эту лестницу и ухватился. В то же время я стал приводить к ветру, но при быстроте хода фрегата он все же пробежал уже значительное расстояние, однако же с марса упавший человек был еще в виду. При сильном волнении спускать шлюпку было опасно; осталось воспользоваться тою секундою, когда фрегат наклонялся на ту сторону, на которой была подвешена шлюпка, и обрубить веревки, на которых она висела. Послав из стоящих ближе шесть человек матросов на шлюпку, я сказал Нахимову: «Павел Степанович, отправляйся с ними», и Нахимов не стал разбираться, что он старше меня, что я не имею права ему приказывать, что он наверху случайно, а у меня есть на баке (передней части корабля) свой подвахтенный мичман и пр., но тотчас же вскочил в шлюпку; веревки обрубили, и шлюпка с людьми полетела в море. С марса движением ручного красного флага направляли ход ее к утопавшему; оставалось каких-нибудь пять-шесть сажен до него, Нахимов уже видел его, как вдруг упавший канонир выпустил лестницу из рук: сделались ли с ним судороги или схватила его акула — решить нельзя, но его не нашли»^{99 100}.

Все участвовавшие в этом деле матросы получили повышения. Лазарев испрашивал у морского министра награду Нахимову. Он писал в донесении от 10 декабря 1823 года: «Сию готовность г. Нахимова при спасении человека жертвовать собою я долгом почитаю представить на благорассмотрение гг. членов государственной адмиралтейской коллегии и лыцу себя надеждою, что таковой подвиг не найдется недостойным внимания правосудного моего начальства»¹.

В столице представление не поддержали, ибо награда полагалась за десять спасенных, а в данном случае никого не спасли. Завалишин по этому поводу замечал: «Как будто удача или неудача изменяла сущность подвига и как будто не было примеров, что спасли и многих, ничем не рискуя, вследствие благоприятных обстоятельств»^{101 102}.

В донесении Лазарев упоминал о Нахимове как о мичмане, не зная, что еще 22 марта 1823 года молодого офицера произвели в лейтенанты¹⁰³.

В Сан-Франциско Лазарев смог избавиться, наконец, от Кадьяна, списав его по слабости здоровья на «Ладогу». Интересно, что капитан-лейтенант И.И. Кадьян в 1827 году командовал бригом «Усердие» и вновь вступил в конфликт с экипажем, так что Гейдену пришлось его назначить историографом эскадры^{104 105}. Только на время он принял корвет «Наварин», чтобы затем сдать его Нахимову. Так через годы вновь пересеклись пути двух офицеров.