Русские адмиралы — герои Синопа

Скрицкий Николай В.

«...Весьма важным считаю обратить особое внимание в. с-ва на обхождение гг. командиров и офицеров с нижними чинами и служителями. Сделанные мною замечания на сей предмет показывают мне, что гг. офицеры имеют ложные правила о рассркдении соблюдения дисциплины своих подчиненных.

Нет сомнения, что строгость необходима в службе, но прежде всего должно научить людей, что им делать, а потом взыскивать с них и накладывать [взыскание] за упущение.

Надлежит различать упущение невольное от умышленого или пре-небрегательного: первое требует иногда снисхождения, а второе немедленного взыскания без послабления.

Никакие общие непослушания или беспорядки не могут произойти, если офицеры будут заниматься каждый своей командой.

По сему должно требовать от гг. офицеров, чтобы они чаще обращались со своими подчиненными, знали

бы каждого из них и знали бы, что служба их не состоит только в том, чтобы командовать людьми во время работы, но что они должны входить и в частную жизнь их. Сим средством приобретут они к себе любовь и даже доверенность, будут известны и о их нуждах и отвлекут от них всякий ропот, донося о их надобностях капитану.

Начальник и офицеры должны уметь возбудить соревнование к усердной службе в своих подчиненных ободрением отличейших. Они должны знать дух русского матроса, которому иногда спасибо дороже всего.

Непристойные ругательства во время работ не должны выходить из уст офицеров, а неисправность и проступки матросов наказуются по установленной военной дисциплине...»¹

Несомненно, суть приказа была известна Нахимову. Гуманизм знаменитого флотоводца, героя побед на Черном и Средиземном морях, молодой моряк воспринял всей душой. Видимо, именно отсюда началось то отношение к нижним чинам, которое со временем вызвало всеобщую любовь матросов к Павлу Степановичу.

К этому времени политическая обстановка прояснилась. 24 июля представители Англии, Франции и России подписали Лондонский трактат. Он представлял собой соглашение трех стран восстановить Грецию как государство. На Средиземном море собрались эскадры с целью, избегая по возможности столкновения с турками, не допустить, чтобы те нападали на греков^{133 134}.

Еще ранее, 19 июля, Николай I подписал новую инструкцию, направленную прямо Гейдену. Инструкция, предусматривавшая активные действия Средиземноморской эскадры, предписывала: «Вследствие переговоров, продолжающихся с Англией и Францией, Россия в скором времени имеет заключить с сйми державами трактат, предмет коего есть прекращение кровопролитной вражды, существующей между турками и греками, и восстановление в сих краях мира и спокойствия...»¹³⁵ Император предполагал возможность при отказе Турции предоставить грекам автономию использовать силу, чтобы воспрепятствовать отправке турецких вооруженных сил против греческих повстанцев, и даже совместно с союзниками прибегнуть к блокаде Дарданелл. Гейдену следовало оказывать поддержку президенту Греции И. Каподистрии и сохранять мирные отношения с флотами других стран, в первую очередь Австрии¹.

Адмирал Д.Н. Сенявин узнал о заключении договора 29 июля от посланника России князя Х.А. Ливена, прибывшего в Портсмут на пароходе. Здесь же стало известно, что на основании договора русской эскадре следовало соединиться с английской эскадрой вице-адмирала Эдуарда Кодрингтона и французской контр-адмирала Анри де Риньи; каждый флагман вместо инструкции получил копию Лондонского трактата. Все эскадры должны были действовать согласованно под общим командованием старшего в чине. Таковым оказывался Кодрингтон. Тем самым инициативу действий уступали английскому флоту. Если бы турки отказались от переговоров с Грецией, следовало сблизиться с греками и принять меры, чтобы не допустить помощи турецким войскам на греческой земле из Турции или Египта, но избегать превращения блокады в войну. Предстояло выступать в роли примирителей, применяя силу лишь в случае, если турки попробуют воспрепятствовать действиям союзников^{136 137}.

В Англии стояли недолго. Аивен торопил выступление, ибо срок посредничества трех держав истекал 20 августа — 1 сентября¹³⁸. Со дня прибытия началась подготовка к походу на Средиземное море. 1 августа Д.Н. Сенявин отдал приказ о походе четырех кораблей, четырех фрегатов, корвета и двух бригов контр-адмирала А.П. Гейдена на Средиземное море для скорейшего соединения с английской, французской эскадрами и противодействия высадке турецких войск в Морее¹³⁹. Для средиземноморской экспедиции отобрали лучшие корабли. В их число вошел и «Азов», на котором в ночь

на б августа поднял флаг граф Гейден, а капитан 1-го ранга М.П. Аазарев стал также его начальником штаба. 8 августа после получения денег и инструкций эскадра отправилась в плавание, 24 августа прошла Гибралтар и 10 сентября прибыла в Палермо, где стояла 9 дней¹⁴⁰.

Нахимов так писал об этом плавании в письме Рейнеке: «Ты можешь вообразить, каким нетерпением горели мы выйти скорее в море. Наконец, 8 августа снялись. Свежий попутный ветер нас подхватил; сколько возможно пользуясь им, в пять дней долетели до мыса С-т Винцента. Оставалось на одни сутки переходу до Гибралтара, уже начинали мечтать, как скоро достигнем цели своих желаний. Но, как нарочно, штили и противные ветры продержали нас очень долго, не впуская в Средиземное море. 24 августа прошли Гибралтар. С сего числа ветер во все время нам не благоприятствовал и все переходы наши были весьма несчастливы. 10 сентября пришли в Палерму, простояли девять дней. Что сказать тебе о Палерме? Что я довольно весело провел время, осматривая все достойное замечания, но не нашел и половину того, что описывает и чем восхищается Броневский»¹.

Плавание это ознаменовал пример самопожертвования русского офицера. А.А. Домашенко, спутник Нахимова по плаванию на «Крейсере», в Англии по его просьбе был переведен на «Азов» и погиб на переходе к Сицилии, пытаясь спасти упавшего за борт матроса. Вот как в письме Рейнеке пишет Павел Степанович: «Был очень свежий ветер с дождем и жестокими порывами, волнение развело огромное. В один из таковых порывов крепили крюйсель. Матрос, бывший на штыкбол-те, поскользнулся и упал за борт. Домашенко в это время сидел в кают-компании у окна и читал книгу, вдруг слышит голос за кормой, в ту же секунду кидается сам из окна за борт, хватает стул, прежде брошенный, плывет с ним к матросу и отдает ему оный, сам возле него держится без всего на воде. (Как жаль, что он не схватился вместо стула за бочонок, который тут же был брошен, тогда, может быть, они оба были спасены.) Все возможное было употреблено к спасению их; шлюпка хотя с большою опасностью, но весьма скоро была спущена и уже совсем подгребала к ним, как в пяти саженях от шлюпки пошли оба на дно. О, любезный друг, какой великодушный поступок! Какая готовность жертвовать собой для пользы ближнего! Жаль, очень жаль, ежели этот поступок не будет помещен в историю нашего флота, а бедная мать и родные не будут награждены, которые им только и держались»^{141 142}.

Не исключено, что для Домашенко образцом послужил пример Нахимова в ходе плавания «Крейсера». Во всяком случае, эпизод этот не был забыт. На деньги, собранные сослркивцами, в Кронштадтском саду Домашенко поставили памятник¹⁴³.

Из Палермо эскадра зашла ненадолго в Мессину за депешами из России, но встречные ветры задержали на 3 дня. Нахимов воспользовался возможностью осмотреть город и разочарованно писал: «В Мессине надо восхищаться природой, больше ничего интересного я не нашел»¹⁴⁴. Из этих строчек, как и предыдущих, ясно, что моряка интересовали не красоты природы, а то, что имело отношение к любимому им морскому делу.

Полученные в Мессине инструкции предписывали скорее соединиться с английской и французской эскадрами. Так как Гейден не знал, где они находятся, то направил фрегат «Константин» на Мальту узнать, не там ли английская эскадра, а сам 25 сентября выступил к острову Зан-те. 1 октября русские корабли встретились на меридиане острова Зан-те с английской эскадрой вице-адмирала Кодрингтона; на другой день присоединилась французская эскадра контр-адмирала де Риньи¹.

При встрече с другими флагманами Гейден узнал, что 4 (16) августа посланники трех союзных стран в Константинополе представили рейс-эфенди Высокой Порты декларацию держав о посредничестве, но Пер-тев-паша дважды отказался принять документ, заявив, что отношения с греками — внутреннее дело Турции. Ввиду отказа турок от переговоров по вопросу о судьбе греков, следовало прибегнуть к принудительным мерам против турок и египтян в Морее, ибо временное правительство Греции на острове Поро (Порос) согласилось с условиями Лондонского трактата. Еще в сентябре английская и французская эскадры прибыли к Наварину^{145 146}.