Русские исторические женщины
Шрифт:
Больной Петр, давно уже перемогавшийся, сразу почувствовал, что кончина его близка, начал было писать что-то «отдать»…. и не мог дальше продолжать своего последнего завещания; рука его, так много работавшая, так твердо державшая и скипетр, и историческую палицу, бившую всякого лентяя и подлеца, попадавшего под палицу, рука, державшая так умело и топор, и пилу, и командирский рупор, и рюмку с анисовкой, и перо, так много писавшее, – эта рука отказывалась больше писать, и царь послал за своей «Аннушкой», чтобы ей продиктовать последнюю волю;. но когда великая княжна подошла к отцу – он уж был без языка.
После смерти отца
Из ничтожества, каким герцог казался при Петре, со смертью его он мгновенно вырос в значении при дворе. Екатерина, видимо, была расположена в нему, так как хорошо понимала, что многим обязана была Бассевичу, голштинцу же, при вступлении на престол.
Назначена была, наконец, свадьба.
В апреле герцог нанял лучший тогда в Петербурге дом графа Апраксина, стоявший на том месте, где теперь Зимний дворец, за три тысячи рублей в год, и переехал туда перед самой свадьбой.
Бракосочетание совершено было в Троицкой церкви, на Петербургской стороне, 21-го мая 1725 года. Епископ Феофан Прокопович, один из птенцов Петра, после свадебного обряда благословил новобрачных по-славянски, а герцогу переводил свое пастырское благословение на латинский язык.
В этот же день, в ознаменование торжества, императрица Екатерина Первая учредила орден Александра-невского.
В сентябре молодые ездили осматривать ладожский канал, любимое детище Петра-строителя. В деревне Лаве они остановились ночевать. Ночлег дала им просторная мужицкая изба. В избе этой оказалось много детей, особливо девочек. Говорят, что Анна Петровна, всегда ласковая к детям и любившая их общество, созвала всех этих ребятишек и с удовольствием провела с ними весь вечер, несмотря на то, что это были крестьянские, не всегда опрятные ребятишки, а приемная комната – крестьянская изба. Утром дети опять собрались к доброй царевне, пели ей песни, – и Анна Петровна всех их одарила деньгами.
Но дочери Петра с тех пор уже не улыбалось счастье.
Время скоро разоблачило характер рыцаря, после свадьбы показавшего свое лицо из-за забрала. Замужество, видимо, не сулило Анне Петровне ничего хорошего, потому что из угодливого и робкого Фридрих-Карл тотчас после венца превратился в надменного и бестактного гордеца и деспота. Даже на императрицу он перестал обращать внимание.
Анне скоро пришлось плакать тайком, чтобы никто не видал слез молодой голштинской герцогини. Екатерине же пришлось раскаиваться, что поспешила свадьбой; но было уже поздно.
Началась тяжелая жизнь для молодой герцогини – семейные сцены, дрязги, ревность; слезы, говорят, часто льются и сквозь золото.
Впечатлительное сердце молодой женщины было привязчиво; она вся отдавалась своим добрым побуждениям, и даже к несчастному сыну царевича Алексея Петровича, к великому князю Петру Алексеевичу, всеми брошенному, она одна показывала постоянную и непритворную привязанность. Зато герцог не удостоил даже посещением этого будущего русского императора, Петра Второго.
Вообще, герцог был далеко не находка: болезненный, некрасивый собой, дурной нравственности, ревнивый и мот – он был, говорят современники, мучением для своей доброй и нежной жены, которую в один год вогнал в могилу.
Гонения на Анну начались скоро,
В одно время Анна Петровна обратила благосклонное внимание на камергера Тессина, молодого человека из свиты своего мужа, обратила внимание потому, что это был умный, образованный мужчина среди кутил герцогской свиты – и ревнивый герцог тотчас же удалил Тессина в Берлин на зло жене. Анна Петровна была обижена и оскорблена этой грубой выходкой, и не явилась на праздничное торжество, на котором должна была присутствовать.
Вообще, с этим несчастным браком все, по-видимому, отшатнулось от бедной женщины. Даже при дворе матери-императрицы ей стали оказывать мало уважения, потому что для русских царедворцев она, по русскому обычаю и по народным понятиям, стала «отрезанным ломтем».
«Генерал-полицеймейстер Девиер, сидя однажды во дворце, – передает Кампредон, – нечто великому князю Петру Алексеевичу на ухо шептал; в тот час и государыня цесаревна Анна Петровна, в безмерной быв печали и стояв, у окна в той же палате, плакала, и в такой печальный случай он; Девиер, не встав против ее высочества и не отдав должного рабского респекта, со злой своей продерзости говорил ее высочеству, сидя на кровати: «о чем печалишься? Выпей рюмку вина!»
Вероятно, когда бы был жив Петр, он, генерал-полицеймейстер, не решился бы сказать таких слов любимой дочери царя.
Но вот умирает и Екатерина – новое горе плачущей молодой герцогине.
Положение дел при дворе мгновенно изменяется. Голштинское влияние отступает на задний план, и величие надменного герцога сразу рухнуло.
Многие думали, что до совершеннолетия Петра II, государством будет управлять Анна Петровна, как всем известно – любимейшая дочь Петра Великого, о которой и Бутурлин говорит – «она была умильна собой и приемна, и умна, походила на отца»… – все шансы были на ее стороне.
Но ничьи надежды в этом отношении не сбылись, несмотря даже на то, что и в духовному завещании Екатерины I, написанном, по взаимному соглашению, Меншиковым и Бассевичем, было многое сказано в пользу Анны Петровны и голштинцев; Меншиков же всех их и оттер от регентства, в глубине души своей проча императорскую корону одной особе, еще почти девочке, о которой никто не мог и предполагать, как о тайной претендентке на русскую корону. Об этой девочке будет сказано в свое время.
Через две недели после смерти Екатерины, Бассевич подал в верховный совет мемориал, в котором просил об исполнении тех статей завещания покойной императрицы, где дочерям Петра и Фридриху-Карлу голштинскому предоставлялись разные денежные выдачи, где упоминалось о покупке дома для голштинского посольства и для свиты герцога, а равно, предоставлялось им несколько комнат в академии наук.
Верховный тайный совет ничего не отвечал на этот мемориал – голштинцам оставалось ждать. Ждала своей участи и Анна Петровна.
Но вот, вместо ответа на мемориал, тайный совет объявляет обер-гофмейстеру Анны Петровны, Нарышкину, чтобы он наблюдал, исполняется ли герцогом все согласно брачного контракта и выдаются ли Анне герцогом проценты с трехсот тысяч рублей, данных ей в приданое. Нарышкин отвечает, что он ничего не знает ни о контракте, ни о деньгах. Тогда тайный совет посылает к Бассевичу приказ – доставить требуемое сведение как относительно денег, так и обо всем, что касается выгод цесаревны».