Русские не сдаются!
Шрифт:
Я, может быть, и седовласый морщинистый старичок, но на голову никогда не жаловался. Так что понял, что именно происходит. Прибалтийские котята решили поиграть в тигров. Сколько они угрожали, что будут захватывать российские суда, команды которых якобы спят и видят, как бы перерезать коммуникационные кабеля в Балтийском море. Видимо, заокеанский саблезубый тигр дал добро котятам на провокацию.
— Русский корабль, станьте в дрейф и приготовьтесь к досмотру! — закричали с одного из двух катеров.
Помнят правильный
Да, фашисты сразу бы открыли огонь. А у этих просто кишка тонка, лишь пугают наставленными в сторону нашего судна крупнокалиберными пулемётами.
— Стоп машина! — почти в полной тишине, когда лица матросов были обращены в сторону капитанского мостика, прозвучал приказ.
— Да какое «стоп машина»! — возмутился я, выкрикивая погромче, но старость брала своё — я закашлялся и сгорбился.
Провокация чистой воды! Если сейчас промолчим — растопчут. Нужно действовать… пусть узнают, что такое русский старик.
В груди скребло — не бывало такого, что мы сдаёмся врагу. Да, да, ситуация сейчас другая, может быть, капитан и прав. Ну не воюем же мы с Эстонией! Да и разве медведь вообще может воевать с клещом?
Разве же начали бы стрелять пограничники, примерявшие на себя роль морских пиратов, если бы мы на полном ходу уходили севернее?
А стреляли бы — так, на мой взгляд, и пусть! Не пора ли снимать маски и врага называть врагом? Да не решились бы они. Это так, мяукать умеют, а рычать им не дано.
— Сынок, неужто лапки кверху? — обратился я к одному из молодых матросов, что был рядом со мной.
— Отец… дедушка, да был бы у нас пулемёт, я бы первый… — сквозь зубы зло произнёс матрос.
— Э, внук, разве же сила в оружии? Сила в духе! — продолжал сокрушаться я.
Но сам с облегчением подумал, что далеко не всё потеряно с молодым поколением.
Тем временем на судно уже подымались, с позволения сказать, фрицы, ну, эти… эстонцы. Я стоял, нахмурив брови, от чего, наверное, должен был выглядеть и вовсе старым. А, нет… я и так слишком старый.
А морды забрались на палубу и вели себя вызывающе. Они ухмылялись, посматривали на всех, словно на пустое место, не забывая при этом вертеть стволами автоматов в разные стороны. Так и хотелось мне повертеть стволом… А лучше скинуть всех их в море, пусть кильку бы подкормили для своих шпротов.
— Всей команде собраться на палубе! — выкрикнул один из пограничников.
Он был самым старшим, как бы не за пятьдесят лет мужику. И это для меня — юнец. А так… Явно же рожден, гад, в Советском Союзе, пионером был, Ленина любил.
— Офицер, я капитан судна. У нас нет ничего того, что могло бы вас заинтересовать. Вы нарушаете морское право, — говорил тем временем капитан.
— Рот свой закрой и подготовь корыто к проверке! —
— Мы находимся в шестнадцати морских милях от берега. Это экстерриториальные воды, вы не имеете… — капитан стоял на своём, но по жесту главного пирата его сорвиголовы взяли под руки нашего капитана и повели его к борту.
— Стоять! — выкрикнул пограничник и…
— Бах-ба-бах! — три раза выстрелил в воздух.
Было дернувшиеся немногочисленные члены команды судна быстро вернулись обратно и теперь лишь исподлобья, тяжело дыша, смотрели на ряженых пограничников. Конечно, это ряженые скоморохи, чести мундира не понимают — потому что нарушаются все возможные законы международного судоходства.
— Кomandor, siin Vana mees akupantides, — сказал один из пиратов, подойдя ко мне [эст.: командир, тут старик из оккупантов]. — Taht? minu vanaisa tapmise eest? [эст.: звезда? За то, что убил моего деда?].
— Не тронь! — сказал я, когда гад нацелился своими лапами к моей Звезде Героя.
— Валдис, оставь его! — почему-то на русском языке потребовал главарь.
— Мul on seda tahte vaja! [эст.: Мне нужна эта Звезда] — не унимался Валдис.
— Ефрем Иванович, не надо! — слышу я голос Семена.
Он знает, понимает, что я не дам никому трогать мою награду, мою Звезду. Но одёргивать тут надо не меня, а этого юнца-наглеца, который нацепил форму и считает, что право имеет.
— Не трогай руками! — прорычал я.
— А то что, дед? — почти на чистом русском языке сказал пират, но я уже не удивлялся.
— А то… — я повернулся к команде. — Чего же вы стоите? Смерти боитесь? А она лучше, чем позор?
— Ефрем Иванович…
— Молчи, Семен. Не может русский корабль сдаваться врагу без боя, — я посмотрел на эстонца, вдруг резко вспомнившего русский язык. — Стрелять будете? Не испутаетесь? Скрыть-то не получится. За нами великая страна!
— Хе! — удар пирата уронил меня на палубу.
Я заметил, как он изготавливается к удару, и понял, куда собирается бить, но старость… Не успел даже увернуться. Сто лет, как-никак. Я принял удар, потому что знал: пусть ударят в меня, а не в память всей роты.
— А Звезду я у тебя, дед, заберу, компенсацией будет, — сказал гад и потянулся к награде.
— На! — выкрикнул я и со всей мочи, что еще только оставалась во мне, огрел пирата своей тростью, привстав.
— Сука! — подлетел другой пират.
Удар ногой… Я падаю, и что-то попало мне под голову, какой-то ящик. Теряя сознание, еще слышу выстрелы и успеваю понять, что команда нашего судна начала действовать. Все правильно, так и должно быть. Смерти нет, если ты уходишь достойно, несломленным. Нет жизни без борьбы! Единожды сдавшись, ты не только подставляешь себя, ты и других подставляешь, потому как по дурному поступку могут судить всю нацию.