Русские не сдаются!
Шрифт:
Я не обидчивый, но, как и любому нормальному человеку, мне не нравится, когда мои успехи затираются, принимаются как должное, или же приписываются другим. Да, я действовал во благо России, пополняя копилку славных дел русской армии, но не забывал и про себя.
Этот мир, это общество, имеет чёткие рамки. И не устроит меня жизнь лишь только на одном удовольствии унтер-лейтенанта. Более того, не смогу же я сидеть без дела, когда в моей голове есть некоторые мысли и по улучшению оружия, и по становлению российской экономики, если только получится добраться до тех вершин,
И вот он — шанс. Не только обелить своё имя, как якобы бунтовщика, но и прославить фамилию.
— Господин унтер-лейтенант, его высокопревосходительство вас ожидает, — сообщил мне слуга фельдмаршала.
Я медленно выдохнул, усмиряя бурю эмоций. Да-а… Не могу себе представить, чтобы подобные мысли, что нынче посещали мою голову, были у столетнего старика в прошлой жизни. Может быть, это результат тех бурлящих гормонов, что, безусловно, наличествуют в теле молодого здорового мужчины?
— Ваше высокопревосходительство! — я вошёл в шатёр, стал по стойке смирно.
— Присядьте, Александр Лукич, — получил я неожиданное предложение, да еще с обращением по имени-отчеству.
Раз предлагают, можно и присесть.
— В каких вы отношениях с господином Эрнстом Бироном и его родственниками, прежде всего, с премьер-майором… или уже подполковником вашего полка Густавом Бироном? — продолжал удивлять меня, теперь уже вопросами, фельдмаршал Миних.
— Я слишком малая фигура, чтобы быть в каких-либо отношениях с Бироном. Даже с его братьями, — уверенным голосом сказал я.
— Считаете ли вы, случившееся с фрегатом и то, что получилось отбить награбленное Лещинским золото, лишь вашей заслугой? — последовал следующий провокационный вопрос.
Однако, если отвечать про отношения с Бироном мне было трудновато, потому как я не знал, возможно, что реципиент и имел какие-то связи с фаворитом, то на второй вопрос ответ был очевиден.
— Никак нет, ваше высокопревосходительство. Мысль совершить сие славное дело была моя, в том не сумневаюсь… Токмо в равной доле, кабы и не больше, участие в означенных вами делах принимал и полковник Лесли. Без вашей помощи, ваше высокопревосходительство, было никак не победить, — озвучил я единственно правильную позицию в данном вопросе.
Да, думал я несколько иначе. Уж точно большая часть и составления плана операции, и его реализации лежали на мне. Но ясно, как божий день, что, если я начну тянуть одеяло исключительно на себя, то меня могут и вовсе оттереть от результатов столь славной операции. Уж на это власти у Миниха хватит.
Генерал-фельдмаршал, не скрывая удовлетворения, посмотрел в сторону сидящего недалеко от меня полковника Лесли, после чего продолжил разговор.
— Вам надлежит отправиться в Петербург не позднее, чем через два дня. Задача — сопровождение известного вам груза. Вы же передадите императрице письмо. Всеми силами постарайтесь передать его именно в руки Анне Иоанновне. Впрочем, я понимаю, что противиться воле Эрнста Бирона вы, случись иное, будете не в силах. Но тогда уж лучше ему, чем кому иному. И никак не Остерману! — инструктировал Миних, а я не знал:
Вот он — шанс немного возвыситься. Не думаю, что со мной произойдёт то, что в истории случилось с Петром Александровичем Румянцевым, когда он привёз Елизавете Петровне вести об окончании русско-шведской войны. Из капитана Румянцев разом стал генералом. И как тогда Елизавета рассмотрела в юном повесе военного гения? Или она больше угодить хотела отцу Петра Румянцева?
В любом случае, приносить благие новости при дворе — это уже возвышение. Ведь не могут выбрать недостойного, чтобы сообщить радость. А если он уже выбран военачальниками, то и власть должна как-то приветить.
Я вышел из шатра командующего, вдохнул свежего воздуха. Как-то у Миниха сыростью во временном жилище отдает.
— Унтер-лейтенант! Ко мне подойдите! — услышал я голос в стороне.
Несколько полноватый, но рослый, даже высокий, офицер строго смотрел на меня. Подойти придется. Субординация. Но я, как говориться, запомнил борова.
— Я слышал, что вы отправляетесь уже завтра в Петербург. Мне нужно, чтобы вы доставили небольшой подарок одной даме. Она сама вас найдет в полку. Слово чести с вас, что доставите! — все таким же требовательным тоном говорил генерал.
Да, генерал, но какой-то другой, как будто и не армейский. Нет, не по мундиру сужу,. Ну не выглядит он генералом. Но то не мое, конечно, дело. Мало ли какой тут генералитет. Не всем же быть похожими на Миниха.
— Что будет мне за это, ваше превосходительство? — сказал я и генерал выпучил глаза так, что казалось сейчас выпадут глазные яблоки.
— Вы… Десять рублей… Более не дам, а буду говорить с вашим начальствующим лицом. Тогда повезете по приказу.
— Я согласен, ваше превосходительство, — сказал я.
Понимаю, что что-то может быть и не так. Хотел бы боров посылку передать, так почему бы это не сделать через Миниха. Но ладно… Посмотрим на посылку.,
— И чего же вы хотите? — спрашивал у французского парламентера генерал-майор Пётр Семёнович Салтыков.
Вид у дальнего родственника русской императрицы был горделивый. Пётр Семёнович почти откровенно насмехался над французским полковником. Тот небольшой, но весьма боевитый корпус, которым командовал генерал-майор Салтыков, стоял на самой передовой. И именно эти силы первыми пойдут на штурм Данцига, как только поступит приказ о генеральном приступе.
Естественно, Пётр Семёнович даже близко не хотел показывать врагу какое-либо расположение или сомнения. И наиболее уместной счёл манеру поведения на грани оскорбительной. К черту грани! Это было прямое оскорбление, чтобы француз ушел прочь и не морочил голову.
— Я уполномочен спросить вас, как вы видите возможность вызволить из плена французского подданного, герцога де Дюраса, — будто и не заметив насмешек свой адрес, спрашивал французский полковник Жан Мишель Перигор.
Салтыков был удивлён, так как не смог понять настроения француза. Тот воспринимал всё происходящее нелепостью, будто перед ним не русский генерал, а арлекин.