Русские писатели о евреях. Книга 1
Шрифт:
130) В 1833 году в Минской губернии Борисовского уезда живший в деревне Плитчанах еврей Орко заманил к себе ушедшую от помещика крестьянку Феклу Селезневу и бывшую с нею девочку 12 лет Ефросинью и, по показанию первой, уговорил ее, обещав за это 30 целковых, согласиться на убийство последней для того, чтобы добыть из нее кровь. Труп был найден, а на нем, кроме признаков удушения, рана на виске, откуда, но показанно Феклы, Орко выпустил кровь в бутылку. Он говорил ей, что кровь эта необходима ему для какой-то беременной родственницы, при родах коей нужна христианская кровь для помазания глаз ребенка.
Уговаривая Феклу, Орко сказал: «Хоть бы от мизинца достать крови, очень нужно, и без этого никак нельзя обойтись». В доме жида и частью даже на жене и дочери его найдено снятое с убитой платье; Фекла после запирательства и противоречия рассказала все подробности этого убийства, и каким образом Орко нацедил кровь в бутылочку. Впоследствии жиды были уличены в подкупе подсудимой Феклы, чтобы она приняла все одна на себя, а жидов не выдавала. Орко уговаривал также мать убитой,
131) Волынской губернии в Заславском уезде случилось в 1833 году следующее:
Крестьянин графа Грохольского Прокоп Казан явился 20-го марта в экономическое правление и объявил знаками, что на пути в деревню Волконцы напали на него три жида и отрезали ему язык. Когда рана поджила, то он рассказал, следующее: «Я был настигнут евреями, когда перешел лес, на перекрестке между деревнями Городищем и Серединцами. Поровнявшись со мною, сначала подошел ко мне один жид и, разговаривая, шел рядом; потом присоединился к нам другой, а, наконец, и третий. Ничего не подозревая, я беспечно отвечал на вопросы их, как вдруг один, отстав немного, схватил меня сзади и повалил; другие бросились и начали давить мне грудь и душить за горло, так сильно, что я пришел в беспамятство и, вероятно, высунул язык. Пришел от боли в чувство, я увидел себя поставленным на колени с наклоненною головой; один еврей поддерживал мою голову, а другой подставлял под рот чашку, в которую кровь сильно лилась. В таком положении, беспрестанно подталкивая меня в бока и затылок, вероятно, для усиления кровотечения, держали они меня до тех пор, пока чашка не наполнилась кровью больше, чем до половины. Тогда, взяв миску с кровью и отняв у меня 12 рублей серебром, найденные мною на ярмарке, сели они в свою бричку и уехали. Это случилось около полудня. От истечения крови я опять обмер, а когда пришел в себя, то солнце было уже низко. Евреи уехали в бричке, запряженной тремя гнедыми и одной белой лошадьми».
Заславский городничий собрал немедленно всех тамошних евреев-фурманов, поставил их в два ряда и, призвал Казана, приказал ему узнавать между ними преступников. Казан три раза прошел по рядам и, не могши еще говорить, показал знаками, что здесь их нет.
Проверив наличных евреев по списку, городничий нашел, что в числе их недостает трех, именно: Ицка Малаха, Шая Шопника и Шлема Калия. Их призвали, поставили в ряды и снова позвали отпущенного уже Казана. Едва он подошел, как тотчас же указал на Ицку Малаха, стараясь всячески дать знать, что это тот самый, который отрезал ему язык; в Шопнике узнал он того, который его держал; в Калии нашел сходство с третьим участником преступления, не утверждая, однако же, положительно, что это он, Казан твердо стоял в своем показании, даже после духовного увещания.
Евреи запирались. Малах уверял, что он уже десять дней, как не выезжал из города Шопник — что он ездил и воротился именно 20-го числа, но с евреем Резником, и на одной лошади; Калий, — что также был в это время в городе. Каждый представил свидетелей. Показание Калия, по-видимому, подтвердилось; слова Шонника отчасти также, но с некоторым разноречием относительно времени; из свидетелей же, представленных Малахом, двое евреев, и в том числе хозяин его Гирштель, вовсе от свидетельства отказались; а подтвердили показание его только один еврей, одна еврейка, дворник и отец его, рядовой инвалидной команды, человек, наказанный за дурное поведение шпиц-рутеном и переведенный в инвалиды и, сверх того, находившийся караульным при Малахе. Между тем были расспрашиваемы жители селений, соседних с местом, где случилось происшествие. Из них многие показали, что видели в этот день трех евреев, но куда они ехали, не заметили, равно не помнят ни места, ни числа их лошадей; третьи показали, что действителыю проезжали евреи на подобных лошадях, но не заметили, сколько человек, и куда поехали; один объявил, что он видел именно трех евреев проезжавших через село Городище на трех гнедых и одной белой лошади; а заславский полицейский чиновник положительно удостоверял, что только еврей Малах выезжал из города на трех гнедых и одной белой лошадях, и что в это время ни брички, ни лошадей таких ни у кого другого из заславских евреев не было. Он не мог только сказать положительно, ездил ли Малах куда-нибудь в самый день происшествия.
Врачебная управа, свидетельствовавшая Казана, нашла, что язык отрезан действительно острым орудием, но чтобы это сделано было насильственно, управа признала невозможным; во-первых, по невозможности трем человекам совершить подобное насилие, а во-вторых, потому, что у Казана ни на теле, ни на платье, кроме нижнего, о которое, по словам его, он вытерся, придя в чувство, крови нигде не оказалось, чего при насилии избежать было бы невозможно.
Новоградволынский магистр решил: евреев оставить в сильном подозрении.
Уголовная палата постановила: оставить их свободными.
Губернатор дал мнение, что он считает еврея Малаха уличенным и полагает сослать его в Сибирь; Шопника оставить в подозрении и перевести на жительство в другой город; Калия подвергнуть полицейскому надзору на месте жительства.
Правительствующий сенат, основываясь: 1) на заключении врачебной управы; 2) на доказательствах
1) жидов признать к делу неприкосновенными,
2) Казана, за ложный оговор их, наказать плетьми двадцатью ударами и оставить под надзором полиции, в подозрении, что он сам изуродовал себя из преступных видов.
Здесь невозможно удержаться от некоторых замечаний. И, во-первых, управа или сама, по простоте своей была обманута, или же, что гораздо вероятнее, обманула других. Свидетельство ее во всяком случае ложное, неосновательное. Если три человека повалят одного и будут душить его за горло, придавив грудь, до беспамятства, то у него не только рот откроется, но даже и язык высунется, стоит только придавить кадык или гортань. Не менее ясно, отчего у Казана не было крови на одежде; он очнулся от первого обморока, стоя на коленях, с наклоненною вперед, над посудой, головою, и три жида держали его; вскоре он опять обмер и лежал, потеряв много крови, от полудня до вечера. Итак, сначала кровь бежала в подставленную вплоть ко рту чашку, потом, на все время обморока, остановилась, запеклась на языке, и когда он вторично пришел в себя, то уже кровотечения не было, а потому и платье не было окровавлено.
132) В 1840 году, во время Пасхи, католической священник отец Фома, живший в Дамаске, отправился со служителем своим в еврейский квартал, и оба пропали без вести. Обвинения пали на жидов; все христианское население Дамаска поднялось, и негодование воспламенило даже мусульман. Французский консул, внолне убежденный в том, что злодеяние совершено было евреями, розыскивал сам, побуждал всеми средствами турецкое правительство к действию и настаивал на обвинении и казни жидов; австрийский консул, к ведомству коего жиды отчасти принадлежали, противодействовал и отстаивал жидов. Ужасные пытки вынуждали из сих последних сознание во всех подробностях злодейства; несколько человек даже не могли пережить бесчеловечных мучений, а потому теперь в Европе утверждают, что сознание их было вынужденное и ложное. Но сознание это во всех подробностях своих одинаково, в допросах нескольких жидов, а притом, остатки изрубленного на куски патера и служителя его найдены в разных местах, по указанию сих жидов, и, между прочим, найдена там же часть шапки или берета погибшего, и все знавшие его признали немедленно его лоскутья. Еврейское посольство с подарками, из Парижа и Лондона в Александрию, прекратили дело, и жиды, оставшиеся в живых, были освобождены.
133) В текущем 1844 году высшее судилище Порты произнесло решение по обвинению жидов, живущих на острове Мармаре, в мученическом убиениии христинского младенца, который найден был истерзанным, как во всех подобных случаях. Жалоба принесена была греческим патриархом; но по настоятельному представительству английского посланника, как именно сказано было в газетах, Порта не признала жидов виновными, а приговорила еще патриарха к уплате проторей.
134) В апреле 1843 года, также около Пасхи, был у нас в России опять замечательный случай в этом роде, хотя не столько злодейский, потому что обошелся без убийства. В Витебской губернии, в городе Луцке два еврея, братья Берко и Шмария Клепачи, схватив пятнадцатилетнюю девушку Щербинскую, сделали ей насильственное кровопускание, собрав кровь в стакан. Несмотря на все улики, Берко и Шмария от всего отпирались и не могли быть ни уличены, потому что свидетелей не было, ни доведены до сознания. Генерал-губернатор старался собрать по сему поводу секретные сведения на месте и нашел, что хотя сведения сии недостаточны для положительного заключения, но что они подкрепляют издавна существующее поверье о употреблении жидами христианской крови для каких-то изуверных обрядов. Оканчивая сим ряд выбранных из разных книг и дел примеров, служащих доказательством существования между евреями такого обряда, который нередко ведет к убийству христиан и в особенности младенцев, должно еще принять в рассуждение, что приведенные примеры, хотя их и немало, конечно, составляют небольшую только часть действительно бывших случаев, потому что далеко не все они обнаружились, не все сохранились в письменных памятниках, и, наконец, далеко не все могли быть собраны: все подобные дела, оконченные производством в низших и средних местах, не могли быть включены, потому что об них не имелось здесь сведений; равно и те случаи, по коим вовсе ничего не открыто, а все сведения об них ограничиваются показанием в ведомостях о происшествиях, что там-то ребенок пропал без вести. Но для положительного удостоверения, что обвинение это не есть клевета или вымысел, и что не одна пытка средних веков вымогала из жидов это ужасное сознание, остается разобрать несколько ближе одно из новейших дел этого рода, например, дело Велижское, начавшееся 24-го апреля 1823 года в велижской городской полиции и конченное 18-го января 1835 года, через двенадцать лет, в общем собрании Государственного Совета. Дело это замечательно большими подробностями своими, многократно возобновленными розысканиями и ясностью всех улик, не исключая даже и собственного сознания некоторых, хотя и не вполне выговоренного. Но что бы могло заставить евреев сознаться в подобном преступлении, составляющем религиозную, фанатическую тайну, а притом чего бы могли преступники ожидать от этого? Напротив, упорное, наглое, голословное запирательство спасало их всегда почти, и спасло также на этот раз.