Русские простонародные праздники и суеверные обряды

Снегирев Иван Михайлович

Как о язычестве россиян и чехов, так равно и поляков в IX и X веках дошло до нас мало сведений, какие сохранились у Длугоша, М. Меховского и Бельского, но сведения сии, замечает Бандтке¹⁵⁰, так перепутаны с римскими мифами, что трудно отделить одни от других, ибо сии историки нередко называли польские и славянские божества именами греческих и римских. Кроме господствовавшей мысли о едином творце неба и земли, приводимые Длугошем и его последователями божества встречаются сходные с божествами народов, соплеменных полякам, например: Перун (piorun, гром), Белый и Черный бог, Даждьбог, или Дашуба, Чур, бог пределов, Коляда, Купало, Ладо, или Лада, Хоре, или Корша, один из киевских богов, также Макошь, или Мокошь, Волос, Прове, или Прово, Стриба, или Стрибог, Посвист, или Похвист, и прочие. В преданиях, сказках, поговорках и песнях у поляков и русских упоминаются Кикиморы, Дубыни, Горыни, Полканы, Волоты, Кащеи. Русалки в Польше называются, по Неману и Свитезю, то немнянками, то свитезянками. Меховита замечает, что как в России припевают Лада, Лада, так мазуры восклицают Дана, Дана, Дада, Дада. Гванин говорит, что поляки, развеселясь, восклицали: Lelum polelum, сходное с русским: Ай, люли-лю-ли! От этого и поговорка: Lelum polelum, swistum poswistum. Леля и Позвиста Войцицкий почитает за языческие божества в Польше. Длугош утверждает, что божества сии имели капища и требища, вероятно, что они, как велось у славян, чтимы были в заповедных дубравах и на холмах, где совершались торжественные обряды и праздники, на кои, по свидетельству Длугоша, в определенные дни сходились

мужчины и женщины с детьми для принесения жертв и исполнения обетов. В честь божеств учреждались игры, сопровождаемые соблазнительными песнями, плясками, скачками и рукоплесканиями, о коих упоминают и домашние наши писатели. «Остатки сих игрищ и обычаев у поляков, – продолжает Длугош, – существуют доныне и по истечении пяти веков их христианства, так, например, ежегодно в дни Пятидесятницы повторяется игрище древних языческих суеверий, которое называется у них Стадом (Stado); ибо народ, разделясь на толпы, празднует попойками, криком и неистовыми плясками». Стадо это сходно с нашей Тюльпой, или толпой (turba?), какая бывает на Семицкой или Троицкой неделе¹⁵¹. Праздник смерти зимы и возобновления весны (Umorzona zima) сопровождается в Великой Польше и Силезии тем, что топят в воде Маржану, убравши чучело в виде женщины. Этот обряд совершается в марте месяце, о коем пословица гласит, что Miesiac Marzec zwykl starych straszy 'c marami, то есть месяц март привык морочить (стращать марами, мечтами) старых. В Польше, как и в России, известно Marcowe piwo, мартовское пиво, которое варится к этому празднеству. Нарушевич говорит, что Маржана, или Марана, у поляков, силезцев, лузатинов, сорабов и даже семиградцев, имела божеские почести как богиня смерти, ибо и в Индии Марана значит смерть¹⁵². Мартын Бельский в Хроиике своей говорит следующее о происхождении сего торжественного обычая: «Мешко слепорожденный после отца своего избран на царство. У него было семь любовниц, от коих не имел детей, что и печалило его; и потому уговаривали его некоторые христиане, чтобы он крестился, если хочет иметь потомков. Он послал к чехам за дочерью короля Болеслава, что убил брата Вацлава, именем Домбровку. Король чешский на это согласился с тем, если примет святое крещение. Мешко принял это условие и крестился в лето от Рождества Христова 965 в Гнезне, там назвали его Мечиславом от славы доброй, а прежде именовался Мешко от замешательства в государстве и от того, что родился слепым. Он приказал богатым и бедным креститься седьмого марта, ввергши в огонь деревянных болванов и побросав в воду каменных. Оттого и ныне еще тот обычай в Великой Польше и Силезии, что седьмого марта топят Маржану, нарядив ее женщиной, и, вышедши из деревни, припевают: «Смерть вьется по заборам, ища хлопот». Ибо незадолго пред тем они почитали планеты, Погоду, Погвизда, Гелу, Ладу, Дзиваиу, то есть Диану, Маржану и многих других. В продолжение Хроники М. Бельского, изданной его сыном Хоакимом в 1597 году, подтверждается это следующим свидетельством: «Поляки, приняв христианство, перебили изображения болванов, в коих почитали чертей за богов, везде по городам и деревням, а других сожгли, также уничтожили все языческие мольбища, назначив для сего известный день, седьмое марта. Таковые болваны видел Меховита позолоченные в церкви св. Троицы в Кракове, где они долго валялись на земле. Во время того же Мешка, в Кракове над Вислою, где ныне женский монастырь св. Агнешки, было греческое капище, из коего также Мешко повелел выбросить чертовские болваны и на место оных поставить изваяния страстей Христовых. На моей еще памяти велся у нас по деревням тот обычай, что в белую неделю после поста топили болванов, сделав из снопа или конопли подобие человека и нарядив его в одежду, провожали до озера или лужи, куда бросали его, сняв одежду, с жалобными припевами». Этот обычай, существующий в славянских землях, совершается и в Саратовской губернии, где при провожании весны делают также соломенное чучело, наряженное в кумачный сарафан и убранное цветами, с чуплюком (кокошником) на голове, с ожерельем на шее. Накануне Петрова дни носят оное по всему селению, потом, раздев, бросают в реку.

Первые дни мая у поляков (Maj, maj'owki), как и у славян, посвящались веселости и гулянью. Голембовский говорит, будто у древних поляков была богиня Мая, покровительница сего месяца, которую прославляли в песнях и плясках. Она сходствует с финской Ма – земля; сам Тур, или Тор, по свидетельству саг исландских, был сын земли (Majа)¹⁵³, обновляющейся в мае месяце, который находится в созвездии Тура (Тельца). В Литве 1 мая на лугу прежде вкапывали дерево, украшенное разноцветными лоскутками, и вокруг него плясали в зеленых венках, припевая:

Kolo tobo da zielonoho kustaPosijano soczyweczku z husta.Kto tuju soczyweczku porwe,To tuju dzieweczku za mu'z wozme.

Как в Литве и России, Великой и Малой, так и в Польше празднуется почти с одинаковыми обрядами Ивановская ночь, или Купала (Kupalna пос), в последней под названием Sobotki¹⁵⁴, а у волохов и итальянцев – под именем Sabatina; зажигаемые на горах сего имени огни в этот день могли им сообщить сие название. «Как у нас накануне Иванова дня женщины зажигали огни, также плясали вокруг их, пели, воздавая поклонение диаволу, – говорит Мартин, писатель

XVII века, – так и доныне в Польше не оставляют сего обычая, принося жертвы из чернобыльника (bielicy, artemisia), который вешают по домам и опоясываются им, отправляют Соботки, зажигая огни, кои добываются трением дерева об дерево»¹⁵⁵. В день Святого Ивана у поляков сельские жители имеют обыкновение опоясываться чернобыльником и целую ночь возле огня прыгать, как говорит Голембовский. «Краковские Соботки праздновались на Кремионках и зверинце, Варшавские – на берегу Вислы и на острове, ныне называемом Саксонским; в целом краю зажигали Соботку, на площадях и близ лесов – везде можно было видеть по домам цветы и травы», – говорит о своем путешествии по Польше в 1635 году Огиер в третьем томе «Памятников» Немцевича. Ивановский огонь назывался Kr'esz. Ян Кохановский, в изданных им в 1639 году песнях Святособотских, так изображает этот обряд: «Когда солнце согревает рака, а соловей более не поет, Суботка, как было встарь, запалена в Черном лесе. Так нам передали матери, сами также заняв от других, чтоб на день св. Иоанна завсегда горела Суботка». Эта Суботка зажигалась или на лугу, или при лесе.

Бабье лето (Babie lato) известно у поляков, которые под сим именем разумеют ясную продолжительную осеннюю погоду. Линде объясняет это lato swieto – Marcinskie; может статься, потому осень продолжается до 11 ноября, до Marcina Biskupa. Народ празднует этот день, в Вильне во всяком доме жарят для служителей гуся, который называется Мартынским. Канун нового года (Wilia nowego roku, kolenda) сопровождается угощениями, поздравлениями и наблюдением примет, что и доныне продолжается¹⁵⁶. Как у нас на Новый год в Васильев вечер, так и во всей Польше в Андреев день (30 ноября) девушки тайно гадают о будущей судьбе своей литьем воска и олова в воду и катышками хлеба. У поляков и русинов в древности совершался праздник Koleda, ко Lado, коего обряды с некоторыми переменами доныне повторяются. Во время Коледы в Польше гадали и игрывали немецкие комедии. В прусской Польше, в Гумбингенском округе, от Рождества Христова по Богоявление девицы с целой деревни собираются в одну какую-нибудь избу забавляться разными играми и плясками до самого пения петуха. Как Юрьев день весенний, так и Михайлов осенний бывают в Литве и Польше пределами сроков и сделок, с них начинаются и оканчиваются ими хозяйственные условия.

В праздник Трех царей (trzech кr'ol'ow), о коем мы выше упоминали, в Литве и даже в некоторой части Польши наряжаются в маски и ездят один к другому в гости. Масленица, у поляков Zapusty, бывала временем забав и веселостей, кои состояли в маскировании и наряжании в разные образы, плясках и пении, в катанье и пиршествах. В Россиенском повете Виленской губернии привязывают чучело, похожее на человека, к колесу, с коим оно вертится. Что бывает, как увидим, и в некоторых губерниях Великой России. Запустные дни были в великом уважении у старобытных поляков¹⁵⁷.

Как на Рождество Христово, Новый год, на Светлый праздник, в Троицын и Духов дни, так особенно от масличного четвертка до пепельной середы первой недели Великого поста, бывали в Польше по разным домам пляски и пированья, кои оканчивались в четверток полосканьем рта, как у русских простолюдинов – чистым понедельником.

При

похоронах у славян польских отправляемы были ристалища с пиршествами, кои известны и в России под именем Тризны, а у западных славян – Стравы: strawa значит на польском кушанье, приготовленное на огне, отсюда trawi'c ogniem – сожигать огнем. Длугош свидетельствует, что подобные ристалища и пиры языческие при похоронах отменены были владетельными князьями. Над прахом усопших насыпались могилы, называемые в России курганами; оные насыпи в Великой Польше, в земле Добретской, в Куявах и в земле Хельминской в Пруссии известны под именем жалей, а в Новгородской губернии – под именем жальников.

При сравнении свадебных обрядов, именинных и родинных пиров, игр и забав польского народа с русскими, найдется много сходного, общего или заимствованного одним у другого. Не останавливаясь на этих предметах, о коих подробно пишет Голембовский в приведенных нами сочинениях, пойдем далее. О древнем обычае славян, вероятно, языческом, свидетельствует поговорка у поляков Jak kam'en w wode, сходная с русской: как камень в воду, которая означала вечное забвение гнева и оскорбления. Этот обряд совершался при заключении мира с врагами¹⁵⁸. С водворением католичества в Польше водворились и распространились в ней разные сценические представления и обряды, смежные с римским язычеством, кои допустила к себе римско-католическая церковь. Оно вытеснило многие древние польские обычаи, так что в них осталось мало народности, хотя мазуры и твердят об оной. Беспрерывные сношения России с поляками и владычество их в юго-западной части оной запечатлели следы свои в поверьях, обычаях и языке русского народа. Ближайшее и точнейшее сравнение мифологии и эортологии славян закарпатских и задунайских с верованиями и празднествами славян русских могло бы открыть, что у тех и других сохранилось общего, характеристического и в чем именно они различались по местности, духу своему и образу жизни на западе и юге. Но как не у всех народов славянского племени описаны с точностью и полнотой мифология и эортология и не все существующие источники у нас под руками, то мы и ограничимся здесь некоторыми только известными, более общими чертами, а другие присоединим к частным описаниям праздников народных¹⁵⁹. Так называемая славянская мифология и эортология не могут ограничиться одними русскими, но должны быть исследованы у всех прочих народов славянского племени, живущих около Вислы к западу до Эльбы и Везера, а к югу до Адриатического моря; ибо у них более осталось древних памятников язычества, а мифы и обряды их служат к дополнению и истолкованию первых. Ни у каких народов, замечает Тунманн, не было столько местных богов, сколько у славян, которые издревле слыли набожнейшими¹⁶⁰. Как сами славяне являются в мире политическом под разными именами, так нередко одни и те же божества у них носят различные наименования, от коих размножилось число оных у позднейших мифографов. Гельмолд, Кромер, Длугош, Мартин Бельский и другие, следуя обычаю греков и римлян, сравнивали истинные и мнимые божества славян с римскими и греческими, и наоборот – сии последние объясняли славянскими. В «Словаре латино-чешском» Соломона, IX века, отысканном Ганкою в Пражской библиотеке, находим следующие объяснения мифологических имен: Лето – Siva, Ваал – Bel boh, Диана – D'ewana, Дриады – Polndnice, Латона – Letnice, Марс – Zuatovit, Пан – Veless, Пенаты – Screti, Пик, сын Сатурнов, – Ztracec Sytivratow zin, Сатурн – Sytivrat, Сирена – Lichoplesi, Тифоны – Sani, Венера – Lada, Церера – Siva, Юпитер – Реши, Меркурий – Radigost, wnukk Kirtow, Прозерпина – Poritata и т. д.¹⁶¹ Цесарь и Тацит также объясняли именами римскими германские. Хотя мифографы и историки причисляют большую часть приведенных здесь божеств и духов к мифологии славян русских, но оные более принадлежат к задунайским и закарпатским славянам, которые имели свои верования и свою систему мифологии; Рюген и Ретра были столицами богоучения, богослужения и торговли славян¹⁶², из этих рассадников язычества могли растрастраняться поверья и на юг, и на северо-восток. Как в единоплеменных и соплеменных народах господствует один общий дух, несмотря на случайные уклонения, то и у славян, говоривших наречиями одного слова, могли быть общие коренные и взаимно сходные понятия. Византиец Прокопий говорит об иллирийских славянах, что «они признавали творца молнии за единого Бога». Вероятно, что славяне на Одере, смешавшись с тамошними немцами, утратили чистое познание о единстве Бога, поклонялись ему под видом многообразных и многочастных предметов и явлений природы. Перун был общим божеством у племен славянских. У люненбургских вендов и день Юпитера-громовержца, четверг (dies Iovis), назывался peren dan – Перунов день. На виндийском наречии растение Perunica значит iris Germamca. Perunova dubrava и Cerneborg находятся в Сербии, в Далмации есть лес Pirun Dabrava ¹⁶³. Тунманн и славянского Прона почитает за одно с Перуном¹⁶⁴. По мнению карпатороссов¹⁶⁵, Перун владычествует над веснянками, осенянками, зимнянками и упырями, славянский Пан Велес, Волос, о сходстве коего со скандинавским Vali-`ass выше замечено, был божеством общим, особенно у славян, занимавшихся скотоводством. Ладо воспевалась и доныне воспевается не только у русских, но и у сербов, болгар, словаков, славонцев, хорватов¹⁶⁶. У южных славян вспоминается Ладо в следующей песне:

Лепи Иве терта роже,Теби Ладо свети боже,Ладо, слушай нас, Ладо!Певке Ладо пева мотиСердце наша вскланямоти,Ладо, слушай нас, Ладо!¹⁶⁷

У алдербурщев (старогородцев) главным божеством был Проне, у полабов – богиня Сива, у оботритов – Радигаст, коим праздновали в известные дни года с великим торжеством. В Моравии есть гора Radgost, a Provo – гора на Ругене. Покровителем земли Ругенской был Световид (Zwantewitz), которому в Ругене поклонялись под именем Белого и Черного бога (Belbog, Zernebog), по свидетельству П. Штекмана. Ему воздвигнут был великолепный храм, ему балтийские славяне платили десятину¹⁶⁸. Как в Ругенском, так и в Штеттинском храме были вещатели и совершались гадания¹⁶⁹. У западных славян в особенном почтении был Кродо (от краду?), игравший роль Меркурия, которому поклонялись на горах, особливо на Брокене, под видом старца, державшего в одной руке колесо, а в другой – сосуд с цветами и плодами: отсюда предание о чествовании диавола на этой горе, особливо в первомайскую ночь. В Померании, на острове Волине (Юлине), главным покровительствующим божеством почитался Триглав, получивший название от владычества своего над воздухом, водой и землей, или от трех пристаней острова: его признают за одно со Световидом. О существовании Триглава напоминают остатки города Trojeglava в Славонии и гора Treglau в Крайне. Голову от кумира Триглава св. Оттон из Штеттина послал в Рим к Папе Гонорию. Что у карпатороссов русалки, то у виндийцев и сербов – вилы, кои, по их мнению, живут на горах и на прибережных скалах, изображаются молодыми, в белом платье, с долгими распущенными по плечам и по груди волосами из осоки. У древних чехов morusi ту же роль играли, что у римлян incubi. Булгары верят, что варколаки, или полтеники, могут входит в дома и вредить. Мы выше заметили, что поклонение источникам и старым дуплистым деревьям, особливо дубам, было общим не только у славянских, но и у германских племен¹⁷⁰. Наши летописи свидетельствуют, что русские славяне клали требы озерам, рекам и колодезям. Из песен и обычаев на Руси видно, что у воды делались гадания, как, например, в Семик; в одной старой песне, какую поют в Подольской губернии под Межибожьем, замужняя жена, вдова и девица вопрошают криницу (ручей), который делает им ответы, как оракул. В рукописном житии XVI века великого князя Константина Муромского сказано, что русские язычники «от очныя немощи умывались в кладезях и бросали в них сребряники», что и доныне делают на святых колодезях, ключах, родниках, озерах. Подобные обыкновения встречаются у сербов. В упомянутом житии пишется, что «дуплинам древяным ветви убрусцем обвешивающе и сим покланяющеся». Хотя

Длугош приписывает фетишизм только пруссам и литве языческой, однако оный, по мнению Бандтке, господствовал в том или другом племени славян. Гроды, гродки, огродки, городища, лысые, красные (чермные, червонные), поклонные горы и рощи, дубравы заповедные, как то: Swaty bor близ Салы в Мерзебуре и Branibor в Брандебурге, были местами священными, где совершались жертвоприношения и другие обряды в честь богов, умилостивительные или благодарственные, обетные, обычные или чрезвычайные¹⁷¹.