Русский калибр (сборник)

Разуваев Петр

— А вот и наша Лилит, — произнёс Дорман, отступая в сторону. И мне сразу же нестерпимо захотелось выйти вон, плотно закрыв за собой дверь.

— Жан-Луи, милашка, где ты отыскал такого красавчика? — воскликнула Лилит нежным мужским голосом, подходя ближе и ласково похлопывая меня по щеке. Следующий вопрос был задан с чарующей непосредственностью: — Надеюсь, ты не занят сегодня вечером, дорогой?

— Боюсь, до конца года все вечера у меня расписаны, — содрогаясь от ужаса, пробормотал я.

Мало того что «красотка» Лилит оказалась мужчиной. Это был ослепительно-чёрный

мужчина, около двух метров ростом, что отнюдь не мешало Лилит носить жёлтые туфли на высоченной платформе, примерно 44–45 размера. Добавьте к этому волосы, выкрашенные во все цвета радуги и затейливо уложенные на макушке, а также короткое кожаное платье цвета ультрамарин, обтягивающее внушительную грудь, которая никак не могла принадлежать мужчине. Завершали картину кольцо с бриллиантом, длинные ногти, покрытые жёлтым лаком, и обильный макияж, в котором преобладали синие и фиолетовые тона. Я не пугливый человек, но мне не стыдно признаться, что в первую секунду я дико перепугался.

— Жаль, — ничуть не смущаясь, заметила Лилит. Или «заметил», чёрт их разберёт, эти меньшинства. — Ты не мог бы повернуться? Так, теперь в другую сторону… Жан-Луи, ты уверен, что это именно тот парень, который тебе нужен? Такую физиономию будет трудно изменить до неузнаваемости. Да ещё этот шрам…

— И всё же тебе придётся этим заняться, Лилит, — твёрдо отрезал Дорман. — Он мне нужен через сорок минут, изменённый до такой степени, чтобы даже родная мама не смогла бы его опознать. Простите, месье, я не хотел… — добавил он, сообразив, что напрасно упомянул о моей матери.

— Ну, раз ты так настаиваешь… Не в моих правилах отказывать мужчинам. Эй, красавчик, — указывая на стоявший в углу гримёрный столик, Лилит кокетливо подмигнула мне фиолетовым веком, — присаживайся. Нам с тобой предстоит изрядно потрудиться, чтобы не огорчить милашку Дормана.

Дорман оказался прав — Лилит действительно была мастером своего дела. Прошло полчаса, и, глядя на своё отражение, я с трудом мог поверить, что аккуратно подстриженный светловолосый мужчина в очках, смотревший на меня из зеркала, — не кто иной, как я сам. Длинный шрам на правой щеке скрыть было невозможно, и тогда Лилит подчеркнула его. Получился этакий прусский дворянчик начала века, выпускник Гейдельберга, с лицом, изуродованным ударом дуэльной рапиры. В те годы в Германии считалось весьма престижным иметь такие шрамы.

— Представь, что это последствия автокатастрофы, — ворковала Лилит, хлопоча возле меня. — Знаешь, сколько симпатичных мужчин гибнет на дорогах Франции каждый год? Слушай, а ты хорошо подумал насчёт завтрашнего вечера?

Грим состарил меня лет на десять, а очки и вовсе сделали лицо неузнаваемым. При этом Лилит сумела обойтись минимальными средствами, и я мог надеяться, что не окажусь в неловкой ситуации, оставив на случайно поднесённой ко рту салфетке половину «щеки».

— Краска для волос смывается только горячей водой и вот этим составом, — поучала меня Лилит, выставляя на столик высокий флакон. — Лицо тоже можно умывать, но без излишнего усердия. Стёкла в очках немного меняют естественный

цвет глаз. У тебя они зелёные, но при нормальном свете будут казаться гораздо темнее, почти карими. На мой взгляд, сейчас ты здорово похож на преуспевающего бизнесмена из Скандинавии. Знаешь, где это?

Я кивнул. Физиономия в зеркале и впрямь непостижимым образом сочетала в себе мужественную невозмутимость, свойственную нордическим расам, и умственную ограниченность, доходящую до тупости, что свойственно отдельным представителям всех народов мира. Словом, именно то, что нужно для сегодняшнего вечера.

— Спасибо, Лилит, — искренне сказал я.

«Оно» кокетливо отмахнулось:

— А, пустое… Всегда приятно иметь дело с интересным материалом. Кроме того, здесь неплохо платят. Милашка Жан-Луи ценит крошку Лилит.

— Ценит? — Вошедший в комнату Дорман окинул меня испытующим взглядом и шутливо погрозил Лилит пальцем: — Да я почти влюблён в тебя! Потрясающая работа! Твои руки, Лилит, настоящее сокровище.

— Ты удивительно галантный мужчина, Жан-Луи, — с печальным вздохом заметила Лилит, собирая в элегантный кожаный саквояж свои инструменты, — но лишь до тех пор, пока речь не идёт о сексе.

— Ты же знаешь, — развёл руками Дорман с почти искренним сожалением, — я люблю женщин, а они любят меня. К чему что-то менять, когда тебе уже сорок?

— Всего сорок? — удивилась Лилит. — В таком случае я подожду ещё пару лет. Вдруг ты всё-таки передумаешь…

* * *

— …и всё же прошу повторить ещё раз, где должен находиться каждый из вас после того, как месье Дюпре и Жюли войдут внутрь, — твёрдо сказал Дорман, внимательно оглядывая всех присутствующих. Инструктаж длился уже час, но Дорман вновь и вновь повторял одно и то же, буквально вдалбливая информацию в головы своих коллег.

— Шарль? — взгляд Дормана упёрся в плотного, тяжеловатого с виду Шарля.

— Остаюсь в автобусе вместе с Николя.

— Франсуа?

— Наблюдаю за входом в кафе из машины. В случае опасности прикрываю отход.

— Николя?

— Ну сколько можно повторять… Сижу в автобусе, курю, слушаю всякую чушь, которую мадемуазель Жюли будет нести в микрофон, закреплённый на её плоской груди…

— Ты придурок, Николя! — взвилась Жюли. Молодой человек пожал плечами:

— Ты же не станешь утверждать, что твоя грудь…

— Николя, — голос Дормана не предвещал ничего хорошего. — Если ты снова ошибёшься, как тогда, в Сен-Клу, я лично подберу тебе место в одном из наших африканских посольств. Ты меня хорошо понял?

— Да ладно вам, шеф, — несколько смущённо пробормотал Николя, — кофе и в самом деле был очень горячий, и потом — я же поскользнулся…

— И что? — поинтересовался я.

— И вылил чашку кофе на аппаратуру! — выпалила Жюли. — Устроил короткое замыкание. А меня в это время чуть не изнасиловали эти чёртовы арабы!

— Вряд ли это могло тебе повредить, — вполголоса пробормотал молодой человек, и Жюли с угрожающим видом начала подниматься со стула.

Дорман с силой хлопнул ладонью по крышке стола.