Русский Лондон
Шрифт:
Прошла неделя. В субботу меня попросили в контору за получением недельного гонорара. В Англии все расчеты производятся по субботам (как со служащими, так и с домовладельцами), и кассир заявил, что служит уже четвертый год в «Coliseum» и никогда он с таким удовольствием не выплачивал артистам деньги, с каким он платил за неслыханное наслаждение, испытанное им в течение недели от русской музыки. Звонок главного директора прервал наш разговор. Директор спрашивал, застанет ли он меня в конторе, ему необходимо со мною говорить. Вскоре он явился, сияющий радостью.
— Я пользуюсь своим правом по контракту, — начал он, — и продолжаю ваш ангажемент еще на четыре недели, но вы сделали бы мне большое удовольствие,
Я выразил на это согласие г-на Андреева и тут же подписал желаемый контракт, т. е. с этого дня нам оставалось пробыть в Лондоне одиннадцать недель».
Ю.А. Мансфельд, как менеджер оркестра, был ежедневно занят перепиской с неведомыми корреспондентами и встречами с журналистами.
Поступили также многочисленные предложения от торговых фирм с предложениями предоставления им монопольного права торговли балалайками и другими русскими национальными инструментами — домрами, гуслями и другими. При этом фирмы ставили обязательное условие, чтобы на каждом таком инструменте стояла бы подпись В.В. Андреева.
Юлий Августович писал: «…явился уполномоченный самой крупной музыкальной фирмы Брейткопф и Герталь, представителем которой является в Москве Российское издательство С.А. Кусевицкого, и предложил мне не откладывать разрешение вопроса о монопольной продаже балалаек и так убедительно доказывал всю основательность его предложения, что я убедил г-на Андреева подписать контракт с этой фирмой. Уполномоченный, получив контрактное письмо, тут же заказал на три тысячи рублей разных инструментов и предложил вперед деньги, от чего г-н Андреев уклонился. Казалось, что большего в смысле успеха желать нечего. Но это было только слабое начало того, что предстояло пережить и перечувствовать нам в этой прекрасной культурной Англии…»
Известие о том, что «Царский оркестр В.В. Андреева» остается в Лондоне на более продолжительный срок, вызвало полный восторг у жителей британской столицы. Они охотно слушали салонную музыку в исполнении Великорусского оркестра, но приходили в неописуемый восторг от народных песен. По-прежнему особенным успехом пользовалась волжская песня «Эй, ухнем!». Ее приходилось повторять на «бис» по четыре-пять раз. Гробовая тишина сопутствовала ее исполнению, но при последних звуках зал взрывался неистовыми аплодисментами, одобрительными криками и свистом.
Многие музыканты Лондона стали высказывать пожелание исполнять русские народные песни. По свидетельству Мансфельда, «многие хотели получить ноты некоторых русских народных песен. Некоторые музыканты приносили набросанную на слух песню для проверки. Вскоре в самых фешенебельных ресторанах, как, например, в «Savoy-Hotel», в «Carleton-Hotel», раздавалась во время ужина заунывная мелодия «Эй, ухнем!». При появлении нашем (музыкантов оркестра В.В. Андреева) в этих ресторанах прерывалась музыка оркестра и, в знак уважения к Андрееву, начинали играть тут же «Эй, ухнем!», причем публика любовно провожала глазами своего любимца до его стола и очень часто тут же аплодировала ему при исполнении «Эй, ухнем!»…»
Во время гастролей Великорусского оркестра в Лондоне образовалось восемнадцать любительских и профессиональных балалаечных оркестров. По свидетельству английских музыкальных журналов, балалаечные оркестры по всей Англии росли как грибы.
Русских оркестрантов постоянно спрашивали: «Где можно получить самоучитель?.. Где покупают балалайки?.. Где издаются ноты?..»
Старейшая парфюмерная фирма
Вслед за Belley самая большая сапожная фирма выставила в своих витринах новый фасон обуви под названием «Andreeff’s Star». Повсюду в британской столице продавались открытки с портретом Василия Васильевича и с изображениями русских национальных инструментов.
Всего в Лондоне оркестр Андреева дал около двухсот грандиозных аншлаговых концертов.
С оркестром Андреева пожелал выступить знаменитый английский трагик Сеймур Гике. После концерта балалаечников Сеймур Гике пришел в такой восторг, что, схватив обе руки Василия Васильевича, начал трясти их и рассыпать комплименты.
— Ах, если бы я знал, что такой великий маэстро находится в Лондоне, то прервал бы свое турне и примчался в столицу, чтобы наслаждаться чудными звуками народной музыки!..
Гримуборная Андреева находилась рядом с гримеркой Сеймура Гикса, и когда трагик гримировался, то постоянно торопился, чтобы успеть вместе с русскими оркестрантами выпить бокал шампанского за здоровье Василия Васильевича, а затем постоять за кулисами и послушать «balalaika».
Главный директор концертного зала господин Столь приготовил Андрееву еще один сюрприз: королева драматической сцены того времени Сара Бернар дала согласие выступить с русским оркестром. Весть о ее приезде скоро заполнила столбцы английских газет: «Music Hall» и Сара Бернар! Небывалое сочетание! Это могут сделать лишь англичане, которые всегда спрашивают: «Сколько стоит?» И если они чего-нибудь захотят, то ответ на такой вопрос их уже не интересует. Они заплатят столько, сколько пожелает артист, если он английскому антрепренеру нужен. Говорили, что Сара Бернар подписала контракт на один месяц за 5000 фунтов стерлингов…»
Кстати, в совместном выступлении Бернар с русскими исполнителями не было ничего удивительного. Ведь в ее театре в начале XX века работали русские актеры, режиссеры, хореографы и оформители.
К приезду прославленной французской актрисы начались грандиозные приготовления. Были соединены несколько уборных, обставленных шикарной мебелью, бронзой и коврами. И вот — «артистическое волнительное единоборство состоялось»!..
Беспокойство Василия Васильевича и его музыкантов о том, что популярность Сары Бернар может затмить их успех, оказалось напрасным. При поднятии занавеса, когда оркестр был уже на местах, а Андреев должен был выйти из-за кулисы, зрительный зал огласился долго не смолкаемыми аплодисментами. Англичане старались своими овациями ободрить полюбившихся им русских музыкантов. Отделение концерта прошло так же блестяще, как и прежде: громкие аплодисменты, крики на «бис» после исполнения «Эй, ухнем!»…
Саре Бернар пришлось стоять добрые пять минут на сцене, кланяясь приветствовавшей ее публике, прежде чем она могла начать свое выступление. «Мы стояли все в кулисах и следили за ее игрой, — писал Мансфельд. — Считаю нелишним отметить, что годы не отразились на ее… гениальном таланте, ее эрудиция, знание сцены и божественная дикция делали свое дело. Она имела огромный успех. Но с ее успехом рос и успех Андреева… Сара Бернар часто не уходила к себе в уборную, а садилась в приготовленное ей кресло между кулисами и слушала «небесное песнопение», как она называла игру на балалайке, и с закрытыми глазами предавалась мечтательному забвению…»