Русский романтизм

Коллектив авторов

таем: „ с е р е б р и с т ы м и лучами"; в тексте „Современника"—

„Я стоял перед этим неподвижным садом, о б а г р е н н ым

и лунным светом и росой"; в тексте изд. Маркса вместо „оба-

гренным" стоит „облитым". Эти замены указывают на желание

использовать в целях живописания слова, менее определенно

передающие зрительные ощущения.

Этот

ночной пейзаж отличается от Соррентского не только

приемом однотонности: он лиричен. В Сорренто рассказчик

остался равнодушным к красоте итальянской ночи; здесь,

в Михайловском, настроение ночи и настроение рассказчика

неразрывно между собой связаны приемом параллелизма. Ночь

полна ожидания. „Все дремало, все нежилось вокруг; все как

будто глядело вверх, вытянувшись, не шевелясь и выжидая.

Чего ждала эта теплая, эта не заснувшая ночь?"

Тоже в состоянии какого-то ожидания глядит на освещен-

ные окна рассказчик. „Сердце во мне томилось неизъяснимым

чувством, похожим не то на о ж и д а н и е, не то на воспоми-

нание счастья, я не смел шевельнуться, я стоял непо-

движно перед этим н е п о д в и ж н ы м садом"...

Настроенность сада и рассказчика не только в том, что он

и ночь чего то ждут, — рассказчик неподвижен, как неподви-

жен сад.

Что то чудесное скрыто для него в этой ночи, — ему

кажется таинственным мерцанье звезд, странным шорох листвы;

он сам не знает, почему неотступно глядит на освещенные

окна. И вот, в ответ на ожидание и рассказчика, и природы

„вдруг раздался в доме аккорд", заставивший рассказчика

вздрогнуть. Все, что дальше увидит и услышит он, покажется

ему чем то необычайным, чудесным и таинственным.

Нам представляется возможным объяснить теперь разницу

в приемах двух описаний ночи. Ночь в Сорренто входит лишь

в развитие темы страсти; ночь в Михайловском, кроме темы

страсти, служит еще и другой теме—теме тайны, окружающей

страсть. Она подготавливает ее, настраивая рассказчика соот-

ветствущим образом.

1361

Особенно

ярко выступает композиционная роль этих ноч-

ных пейзажей при сравнении с тем обрамлением, которое имеет

печальный конец любви незнакомки. Маскарад, бaльнaя музыка—

контрастный фон к переживаниям героини, и только. На маска-

рад она приехала похоронить свое сердце, и рассказчик сам

отмечает, что „веселая бальная музыка тяжело и печально

волновала его" (стр. 296).

Ночная встреча в Сорренто возбудила

Встреча, как в рассказчике лишь любопытство, заставившее

прием его „с каким-то глупым недоумением" неко-

торое время понаблюдать за павильоном, при

появлении мужчины „с неудовольствием" отправиться домой,

а на другой день часа два проходить по улице около дома

незнакомки и затем уехать из Сорренто. Совсем иное у него

отношение к встрече с незнакомкой в Михайловском, в дета-

лях повторяющей Соррентскую встречу. Полное совпадение

до мельчайших подробностей (ночь, голос, раздавшийся из

освещенной комнаты, одиночество рассказчика, появление

в окне незнакомки, белое платье) обоих встреч, служит весьма

важным моментом в подготовке таинственного.

В первый момент рассказчиком овладевает лишь изумле-

ние 1), но оно вскоре сменяется волнением — „сердце во мне

сильно билось" (стр. 244). После того, как незнакомка скры-

лась в доме, рассказчик не скоро приходит в себя 2). При

встрече с незнакомцем, происшедшей вслед за встречей с не-

знакомкой и тоже „вдруг", неожиданно, „сердце во мне как-то

странно шевельнулось" (стр. 245), сообщает рассказчик.

Встреча на следующий день, тоже неожиданная, уже пугает

рассказчика 3); — он, „как пригвожденный остался на месте"

(стр. 252).

Прием нанизывания встреч позволил l ургеневу усиливать

с каждой встречей то впечатление, какое они производят на

рассказчика; сначала он изумлен, затем взволнован и, наконец,