Русский спецназ. Трилогия
Шрифт:
Тишина. Только часы тикают на стене.
Ни одного движения. Только маятник бесшумно рассекает воздух.
Он быстро разделся, погасил свет, лег в кровать. Глаза привыкли к темноте. Он еще долго смотрел в потолок, считал тиканье часов, слушал звуки с улицы, но оттуда лишь дважды донеслось цоканье копыт по мостовой, а потом начал завывать ветер, почти заглушая часы. Он хотел пролезть в комнату, но в окнах не было ни одной щелочки.
«Лунная походка». Шешелю показалось, что он понял, что это.
Глаза
5
– Это самый ответственный момент, – пояснял Томчин, стоя возле Шешеля, которого уже начали облачать в космический костюм, прилаживали сапоги и перчатки. До шлема только дело не дошло, – представляете, вы после трех суток полета, добрались до Луны и вам остается сделать всего один шаг, чтобы ступить на ее поверхность. Заметьте – всего один. На Луне нет атмосферы. Ветер не может стереть ваши следы. Они сохранятся там, пока существует Солнечная система. А ей еще отпущено пять миллиардов лет. Ваши следы – это памятник, который долговечнее всего, что создали люди. Они переживут и египетские пирамиды, и афинский акрополь. Они останутся на Луне, когда всех, кто жил до вас, при вас и после вас, забудут. Вы должны ощутить грандиозность этого момента.
– Уже ощущаю, – сказал Шешель. Ему на голову водрузили шлем, и он знал, что вскоре начнет потеть.
Томчин помахал перед Шешелем листочком бумаги.
– Вот это – фраза, которую вы должны сказать, когда ступите на лунную поверхность. Всего одна фраза. Но мои лучшие сценаристы писали ее неделю. Они отработали массу вариантов. Может, сотни, а может, и побольше. Пока наконец-то не нашли вот это. Вы помните?
– Да, я вчера вечером просматривал как раз этот эпизод, – не моргнув глазом, врал Шешель.
– Очень хорошо. Тогда надо приступать, пока вы не забыли.
– Забудешь такое, – сказал Шешель, взял у Томчина листок, пробежал слова глазами, потом еще раз, чтобы они окончательно засели у него в голове: – «Маленький шаг для человека, но большой для всего человечества». Хм. Очень помпезно. Вы не находите?
– Нет. Не нахожу. Вы можете предложить что-то лучше?
– Мне надо подумать.
– Нет времени думать. Мы приступаем. Вас Луна ждет.
– Она ждала меня, как вы сказали, сколько миллиардов лет?
– Я этого не говорил, но если вы намекаете на то, что она подождет вас еще пару дней, то ошибаетесь. Нет. Луна, может, и подождет и с небосвода через эти два дня никуда не исчезнет, но съемки ждать так много не могут. Все готово. Приступаем.
Его опять заточили в капсулу как Ивана-дурака в бочку, но пустили странствовать не по морю-окияну, а хотя именно по морю-окияну, только космическому. Царевну вот, отца прогневившую, в спутницы не дали. Один он как перст во всей этой пустоте. Где там Спасаломская? Вспоминает ли его добрым словом или забыла?
Подводники и танкисты всегда жалуются, что у них слишком мало жизненного пространства. Окажись они в капсуле хоть на несколько минут, стали бы считать, что субмарина и танк очень просторны и комфортабельны. Все познается в сравнении. Шешель хорошо понял эту истину.
Он сидел в капсуле, без света, как в темном погребе. Но там было просторно, а здесь его отовсюду стискивали стенки. Симптомов клаустрофобии он никогда не испытывал, но думал, что, останься он здесь подольше, нет, не на три дня
Все звуки за пределами капсулы превращались в шорохи и гул, разобрать отдельных слов он никак не мог, если только Томчин не начинал кричать в мегафон, отчего оглохнуть могли все, кто окружал его, но только так он мог дать Шешелю какую-то команду.
Ноги согнуты, голова чуть задрана вверх. Он чувствовал себя цыпленком в скорлупе. Разбив ее и вылупившись, он так же окажется в неведомом для себя мире. Вряд ли более враждебном, чем Земля. Скорее безразличном к нему.
Рявкнул мегафон. На этот раз Шешель слов не разобрал. Но команда была ему не нужна. Он помнил, что ему надо делать. Он приподнял руки, уперся ладошками в крышку капсулы, надавил на нее. Появился маленький просвет. Внутренности капсулы залило белым лунным светом. Томчин долго выставлял осветительные приборы, чтобы добиться такого эффекта.
Его снимали две камеры – одна снаружи и одна внутри капсулы, фиксируя момент вылупления человека. Шешель не слышал, как она включилась.
Он разогнулся. Вначале из капсулы высунулась голова в шлеме, оглянулась по сторонам, точно искала – не встречает ли кто. На него смотрело как минимум человек двадцать, но Шешелю пришлось сделать вид, что он ослеп и никого не видит.
Студия занимала павильон метров десять на десять. Пол был усеян мелким песком, скорее даже пылью, такой же серой. Изредка, как нарывы на коже, на нем вздымались небольшие кратеры. Проткни их, надави посильнее, потечет гной или магма. Но Луна – холодный камень. Там под серой пылью, сколько ни рой, огня нет. Здесь слишком холодно. Если снять костюм, превратишься в ледяную статую, будешь стоять здесь, пока крохотный с песчинку метеорит не разобьет тебя на миллиарды маленьких осколков, которые осядут искрящейся пылью на поверхность Луны. Вот что надо снимать. Эффектная бы сцена получилась.
Низко над головой нависло небо. Так хочется достать его рукой, потрогать звезды. Может, не обожжешься. До потолка метров семь. Даже на Луне будешь только зря руками махать, как птица, которая еще летать не научилась. Максимум метра на полтора подлетишь. Да и воздуха здесь нет. Держаться не за то. Звезды очень яркие. Таких с Земли не увидишь.
Шешель задрал к небесам лицо и стоял так, не делая ни одного шага, очарованный открывшимся ему видом.
Четыре осветительных прибора заливали поверхность белым. Они походили на очень яркие звезды. Они очень близко. Гораздо ближе тех, что светят с небес. Шешель ошибся. Его занесло не на Луну, а на планету, расположенную в системе четырех звезд. Сколько же он пролетел? От космических расстояний голова идет кругом. Планета эта должна двигаться по сложной и замысловатой орбите, высчитывая которую, местные астрономы прокляли все на свете.
Какие горячие звезды. Шешель, все больше покрываясь потом, чувствовал их жар. Очень яркие. Глазам больно. Нужно привыкнуть к ним.
Томчин продолжал что-то кричать. Шешель оставался глух.
Лестница выдвигалась автоматически. Она уткнулась в лунную поверхность еще до того, как Шешель открыл люк. В надутом, хоть и не полностью, бесформенном костюме идти крайне сложно. Подуй сейчас ветер, Шешель не успел бы зацепиться надутой рукой за какую-нибудь скобу на капсуле и унесся бы как мячик. Кто побежит ловить его? Хорошо, что на Луне нет воздуха и ветра нет.