Рябиновые зори

Сорокин Лев Леонидович

ДОН-КИХОТ

Если друг ты, Спорить можно Без обид До хрипоты: Демонстрирует художник Необычные холсты. Он упрямо пишет синим И деревья, И восход, И кочует по картинам Долговязый Дон-Кихот. Пробиваясь через годы, Позабыл он о себе, Но в его бойцовских позах Неподвластие судьбе. Он стареет, Но дерется, В бой мечта его ведет. Вы не смейтесь: Он вернется, Долговязый Дон-Кихот!

«Пора пересмотреть бы жизнь свою…»

Пора

пересмотреть бы жизнь свою, Пора бы подвести ее итоги. Не быть мне ни в аду и ни в раю, Хотя б вели туда пути-дороги. Я добрым был И правил жесткий суд, Я нежным был И был подчас суровым. Враги меня, конечно, проклянут, Друзья, наверно, вспомнят добрым словом. Принес я радость женщине одной, А вот другой принес я только горе. Но мы же с ней под ломкой тишиной Неразделимые встречали зори? Познаем счастье, Лишь познав беду, Беда учила И любить И драться. Пусть ни в раю не буду, ни в аду, Мне только б в сердце чьем-нибудь Остаться!

НАША ФАМИЛИЯ

Умер прадед совсем молодым, Умер прямо на пашне широкой. Человеком он был крепостным, Без фамильи, по кличке: Сорока! Дед работал всю жизнь дотемна, Годы быстро сутулили спину, И, казалось, на горе жена Ежегодно рожала по сыну. А потом — Эх, солдатская жисть! Взводный барина вовсе не лучше: — Ты, Сорокин, давай, шевелись! Шевелись! Или в зубы получишь! Но пришел он, семнадцатый год! Нет преграды рокочущим лавам. Как в кино, предо мною встает Мой отец мальчуганом кудрявым. Белочехи рвались в городок, Где-то щелкал за выстрелом выстрел. А в ревком забежал паренек: — Где здесь можно вступить в коммунисты? На боку поправляя наган, Улыбнулся матрос невысокий: — Ну а кто ты такой, мальчуган? — Кто? Да просто… товарищ Сорокин. …Ветер треплет густую листву, Флаг над зданьем Совета полощет. Вот опять я приехал в Москву, С внуком вышел на Красную площадь. Звезды ярко горят над Кремлем, Так что видно их странам далеким. И лепечет о чем-то своем Самый младший товарищ Сорокин.

Я — СЫН РОССИИ

Я — сын России, Сын — рассвета, Седых берез И синих скал. Я — сын России, И об этом Я никогда не забывал. Вдыхал я запахи лесные И бороздил речную гладь. Я силы черпал у России, Чтобы России их отдать. Слова отцовского завета Я новостройками писал: Я — сын России, Сын — рассвета, Седых берез И синих скал.

«Я признаюсь тебе в любви…»

Я признаюсь тебе в любви, Земля отцов, Земля родная. Зачем твердить мне: «Позови!»— Частица я Твоя Земная. И я не раз заметить мог: Когда последний снег растает, В полях проклюнется росток, И сквозь меня он прорастает. А если я в подзвездной мгле Порой лечу под небесами, — Мой дед в земле, Отец в земле, И, значит, я в земле Корнями.

«В соборе Домском тишина…»

В

соборе Домском тишина. Запел орган. И — хор. И музыкальная волна Заполнила собор. Я слышу, музыка, Поток Твой льется с высоты. И если есть на свете бог, Так это Только ты. Тебя мы слушаем, Тебя, Над суетной толпой Мы, словно крылья обретя, Уносимся с тобой Туда, где нет былой Руси, В края ветров и стуж… Ты возноси нас, Возноси К высотам наших душ. Чтоб очищался человек От горьких язв и ран. Гуди, гуди, Двадцатый век, Гигантский наш орган. Гуди и пой, Гуди и пой, Чтоб, крылья обретя, Сквозь все прошли бы мы с тобой И поняли тебя!

О ВРЕМЕНИ

Отчаянье приходит по утрам, Когда глядишь: Всего не переделать, — У времени, Отмеренного нам, Жестокие и зримые пределы. Но над хребтами высветленных крыш Восходит солнце Истиною вечной: Пока ты не шагаешь, А стоишь, Дорогу представляешь бесконечной. Тогда кирпич Ложится к кирпичу, И буровой пронзаются высоты. Нам все дела бывают по плечу, Когда мы не пугаемся работы. И думаешь порой по вечерам, Вот почему успели мы все сделать: У времени, Отмеренного нам, Жестокие и зримые пределы.

ГЛЯДЯТ В НЕБЕСА

Смотри, журавли над Тагилом Не клином — Цепочкой летят. Привычно над городом милым Вулканами домны дымят. Над куполом нового цирка Под всплески рабочих зарниц… А звездочки в небе, как дырки, Пробитые клювами птиц. И яблонек майская вьюга Стремится подняться с земли. Глядят в небеса металлурги, Летят в небесах журавли.

«Шапку дыма сбив набекрень…»

Шапку дыма сбив набекрень, Не боится быть город нежным. Как в Тагиле цветет сирень В буйстве яблонек белоснежных! Может, здесь от домен теплей? И руда для цветов полезна? Но сирень пышней и светлей На тагильской земле железной. Так и кажется: не цветы — Облака на ветви упали. Звезды светятся с высоты, Словно брызги тагильской стали, — Гаснет дальнею плавкой день, Ходит ночь уже по квартире. В мои окна Лезет сирень! Окна я Распахнул пошире!

СКОРОСТЬ

Причал растаял вдалеке, И даль сомкнулась берегами. Летит «Ракета» по реке Над посветлевшими волнами. Все — мимо! Мимо! Ветер бьет! Нельзя на палубу подняться! За поворотом — Поворот Под шум березовых оваций. Мелькнул домишко. Человек. Кричал он что-то. Не услышать! И только самый первый снег Успел заметить я на крыше. Упали в реку сгустки слов. Ах, скорость, ты меня связала! И снова брызги у бортов, Как будто стенки из металла. Гляжу на берег я с кормы. Приятна скорость, Скорость века… Но человек кричал, А мы Промчались мимо человека.