Рябиновые зори

Сорокин Лев Леонидович

МИ-4

Над заснеженной Сибирью Начинает разворот Ми-4, Ми-4, Работяга всех широт. В нем и груз, и пассажиры, И с горючим — Желтый бак. Ми-4, Ми-4 Вынес нас из передряг. Небо солнечное — шире, Наконец-то мы летим, Ми-4, Ми-4 Направляется в Казым. На таежную квартиру Новорожденный летит. Ми-4, Ми-4 В небе люлькою висит. Мать о летном командире Колыбельную поет, Подпевает Ми-4, Работяга вертолет.

В ТАРКО-САЛЕ

Хорошо, что на земле Есть райцентр Тарко-Сале! Он стоит над Пяку-Пуром, Что впадает прямо в Пур. Под полярным небом хмурым Все

же светел, А не хмур. Не песок, А солнца крошки, Видно, ссыпаны с небес. Поселковые окошки Освещают ближний лес. Но известно: в лесотундре Тучи часто — как свинец. Там, где солнца мало, трудно Жить без солнечных сердец. Я их встретил. И в ненастье Озарен был их теплом, И заботой, и участьем, Словно здесь родимый дом. Потому теперь повсюду Говорить я людям буду: — Хорошо, что на земле Есть райцентр Тарко-Сале.

ЛАБЫТНАНГИ

Лабытнанги — в переводе Семь лиственниц.

Затихает на стоянке Вертолетный гул и вой. Лабытнанги, Лабытнанги, Вот и встретились с тобой. — Лабытнанги! — это слово Повторю семь раз подряд, Дружно лиственницы снова В этом слове зашумят. И расскажут, как поселок Зарождался в трудный год, Под полярный звездный полог Бросив гром своих работ. Чтобы улиц прямотою Подчеркнуть характер свой, Чтобы вечной теплотою Плыть над вечной мерзлотой. Я уеду. Выше рангом Повстречаю города. Только слово «Лабытнанги» В сердце вспыхнет иногда. — Лабытнанги! — Незаметно Повторю семь раз подряд, И семь лиственниц бессмертно В этом слове зашумят.

ЗА ПОЛЯРНЫМ КРУГОМ

В краю, Где рядом — Ледовитый дышит, Где с гор в жару не сходит белизна, Вершины сразу делаются выше И обнаженней — склонов крутизна. А в тундре по-иному быть не может, Где гниль болот, Где вечная пурга, Бескрайнее скрывая бездорожье, Здесь все сравнять пытаются снега. А потому и люди, Словно горы, Становятся тут выше и сильней, В неистовых работах или спорах Характеры и четче, и видней. Смотрю на спутников своих бывалых, Привычно заходящих в вертолет. И высота Полярного Урала Еще приметней С облачных высот.

«Не любит Север слабаков…»

Не любит Север слабаков — Раздавит тяжесть расстояний И ослепит среди снегов Безмолвье северных сияний. В пурге, как будто бы в дыму, Сцепились взбешенные ветры. А рубль «длинней» здесь потому, Что здесь длиннее километры.

ТРЯСКАЯ БЕССОННИЦА

Все когда-то кончится, В прошлое уйдет — Тряская бессонница, Тряский вездеход. Спелые, Скрипучие, Сыпучие Снега, Зрелая, Дремучая, Колючая Тайга. Небо серо-белое, Скованная Обь И заледенелая Гибельная топь. Следом за рассветами Лезет вездеход… Может быть, про это мы Вспомним через год. В нефтяном поселочке Сядем за столом, Присмиреют елочки Сразу за окном. — Где ты, жизнь походная? — Зашумят друзья. — Счастье вездеходное Забывать нельзя, Кто-то скажет: — Правильно! В центре, Где народ, Я, как танк, Поставил бы Первый вездеход. Но тогда водителю Захочется сказать: — Братцы, погодите-ка Технику бросать… А пока он яростно Рвется в новый день. Солнце встало в зарослях — Золотой олень!

В МЕТЕЛЬ

У Полярного круга Гудит параллель, Не сдержать ей Ветров ледяного кипенья. Обвязались вагончики, Видя метель, Как надежной веревкой, Трубой отопленья. Низкорослые сосны Шумят за окном, Как антенны, подняв Свои редкие ветки. А начальник участка Затих за столом — Вспоминал, как ушел В сорок первом В разведку. Разве можно пробиться Сквозь годы назад? Но

прожектором память На взгорьях покатых, Где безусые парни Недвижно лежат, Словно в саванах белых, В своих маскхалатах. Так же ветры В атаку Водила метель, Но она не скрывала От выстрелов метких… Снял начальник давно Фронтовую шинель, Но еще не вернулся Домой из разведки. Край передний — У каждого времени свой, И кому-то быть первыми Необходимо. Первым вел он строителей Под Бухарой, Первым вышел На тающий берег Казыма… Где-то МАЗ загудел, Сел на снежную мель, Но окно у вагончика Все побелело. И начальник участка Выходит в метель, — Быть разведчиком века Нелегкое дело.

«В слове «Волга» мне слышится: Воля!..»

В слове «Волга» Мне слышится: Воля! И в приволжских Привольных лугах Я в дороге Пшеничным раздольем И ковыльным простором Пропах! Солнце редко здесь — В облачных ставнях: Рассиялось оно В вышине. У степи от работ непрестанных — Проступившая соль на спине. И понятней мне стала забота Прокаленных жарою людей, Где порою лишь капельки пота Заменяют потоки дождей. Пыль осела, Рассеялась дымом, Мы лежим средь приволжских степей. Словно волосы наших любимых — Прядки нежных Седых ковылей.

КАМСКАЯ ВОЛНА

Ах, как солнечно нынче И вьюжно От цветущей, От белой весны. Ничего мне сегодня не нужно, Кроме камской высокой волны. Кама, Кама, Прими меня, Кама, Унеси меня на катерке К той косе, Где березка, как мама, Пригорюнилась в новом платке. Я хочу, чтобы ты расплескалась, Смыла с пылью далеких дорог Все обиды, Разлуки, Усталость И остатки вчерашних тревог. С катерка соскочу я на берег, Постою я с березкой вдвоем: Мы живем, потому что мы верим, Верим мы, потому что живем. Ах, как солнечно нынче и вьюжно От цветущей уральской весны. Ничего мне сегодня не нужно, Кроме камской высокой волны.

МАЙКОР

Ах, Майкор, — тракторы и краны, Дощатый старенький настил! Стальную Русь ты С деревянной Навек в себе соединил. Мне на тебя не наглядеться, И в час, когда спадает жар, Меня ведет, как будто в детство, Скрипучий, в щелях тротуар. Милы мне чем-то и знакомы Одноэтажные дома, Полупустынных улиц дрема, Дорожной пыли кутерьма. И след гусиный В следе шинном, И Камы ласковый прибой, И переклички петушиной Разноголосый Разнобой. И тополя в столетье ростом, И взмахи сильного весла, И то, как буднично и просто Здесь люди делают дела. А бревна, словно золотые, В плоты сплетенные, плывут. Ах, Майкор, Пядь моей России, В Россию твой Впадает труд. Ты — только точка. Но измерьте Все точки, слитые в страну! Волна от Инвеньского рейда Вздымает волжскую волну.

ЧЕРДЫНСКИИ ИЮЛЬ

Заснуть бы, Да спать не захочешь: Влекут и тревожат меня Над Колвою белые ночи — Пора незакатного дня. Волна под мостками струится, На привязи спят катера, И сказочной дальней жар-птицей Вздымается пламя костра. Стремится в безлюдье урочищ, Туда же и тучи летят… Не так ли вот Белые ночи Здесь плыли столетья назад? И, может, в кольчуге мой предок Над колвинской быстрой водой Стоял после тяжкой победы И видел Полюд пред собой. И Чердынь в белесые дали Смотрела притихшим кремлем. А склоны Полюда сверкали, Как русский победный шелом. И тучи, Как клочья потемок, Шли в глубь незакатного Дня. Как я своих предков, Потомок Припомнит когда-то меня? Спит город над речкой рабочей, Не дрогнет заколвинский лес. Над Чердынью белые ночи — Пора незакатных небес.