Рядом с зоопарком

Бриль Юрий Григорьевич

— А ты говоришь, стихи.

— Слесаря разве у тебя нет?

— Есть на полставки.

— Ну так…

— Вода-то течет.

Они вышли в коридор, и тут Сергея Юрьевича цепко схватила за локоток румяная старушка в легкомысленной шляпке с цветком, строго сказала:

— Я к вам, Сергей Юрьевич. Мне надо цифры по соцпедкомплексу для отчета.

— Да вот, — защитился Сергей Юрьевич газовым ключом, — воду прорвало. Вы идите в кабинет, Наталья Михайловна, я сейчас… — И они скорым шагом последовали к туалету. — Гороно, — загнанно улыбнулся он. — Слушай, Денис, — приостановился он, улыбка заиграла озорством. — А что, удерем от них от

всех? Возьмем такси — и к Коле. Два года его не видел, а живем в одном городе.

— Да нет, я ведь к тебе на минутку — лекция у меня четвертой парой.

— Ну конечно, что ты еще мог сказать… Слушай, пока я налаживаю, посмотри выставку, тут, в коридоре. Ох и рисуют ребята! Такие таланты!

— Пошли лучше кран налаживать — течет ведь.

— Течет.

Глава третья

Солнце скрылось — небо тусклое, непроглядное. День потух, сумерки. Лес, прерывисто тянувшийся обочиной дороги, казался осенним: серо, тускло, куда ни посмотри. Со злой силой рванул ветер, сыпанули, заскакали по асфальту ледяные дробинки, жглись, попадая на лицо и руки. Дорога скоро покрылась слякотью, которая настырно летела из-под колес, забрызгивая одежду. Велосипедистов обгоняли тяжелые грузовики, смердили соляркой, прижимали к краю дороги, где натасканной с полей грязи было больше. Спрятаться от непогоды негде, оставалось одно — крутить. Но вот показался коробок автобусной остановки.

Андрей подъехал к нему, подождал, когда подтянутся остальные, прислонил свой «Турист» к обшарпанной стене, вошел в неприютную, обдуваемую ветерком нишу, сел на узкую, изрезанную чьей-то нетерпеливой рукой лавку.

— Приехали, ребятки. Проходите, располагайтесь. Отдыхайте. Душ приняли, теперь — горячий кофе и в постель, — не унывал Вася Воропаев.

Андрей между тем достал из рюкзака карту, потер переносицу, размазывая каплю грязи.

— Дорога, сами видите… Здесь еще ничего, асфальт все-таки, а дальше, если двинем на Выселки, — грунтовка. Можно спрямить, конечно. Если не сворачивать, дуть по тракту, к вечеру будем в Рудном.

— А в Рудном сядем на поезд и ту-ту до самого дома, — подсказал Леша.

— Вообще-то можно прямо сейчас повернуть назад, Леша вот уже домой просится. Соскучился по мамке, сынок? — Андрей потянулся погладить Лешу по голове.

— Ладно те, Андрюха, уж и пошутить нельзя, — отбил его руку Леша.

— Хлебца бы. Вовик хле-ее-бца хочет, — проблеял Вася.

— Андрюха, дай хлеба краюху, — срифмовала Молчанова.

— А не то получишь в ухо, — добавила в своем духе Лена Тищенко.

— Лады, поедим. Я разве против? Доставай, Леха, консервы. А нож у кого?..

— У меня, — сказал Вася, подступая с топором к выложенным на лавку консервам. Воткнул в банку острие, ловко, в несколько взмахов вскрыл ее, взялся за следующую.

— Ай да Вася! Ну, циркач!

А Вася уже полосовал топором хлеб. Куски ровные, один к одному.

— Молодчина, с тобой не пропадешь!

Лена Тищенко уже подсовывала Васе кусок сыра, и он, ко всеобщему восторгу, резал его на тонкие, прямо-таки просвечивающие пластики. Правда, некоторые получались из-под топора помеченные ржавчиной, но на это обращала внимание, может быть, только Молчанова, которая жевала без особого аппетита.

— На десерт — сгущенку! — распорядился Андрей. И все заорали, приветствуя этот истинно царский жест. — Кузя, иди сюда с мешком.

— Иди сам. — Кузин ел

бутерброд, сидя на лавке. Рюкзак так и не снял, привалил только к стене, чтоб не давил на плечи.

Андрей подошел к Кузину, поднял рюкзак вместе с ним, намереваясь вытрясти строптивого Кузина, но он держался в лямках крепко, как парашютист, вместо него выпала картошина.

— Что за дела? — удивился Андрей. — Дырка, что ли? А я смотрю, рюкзак маленький…

— Я-то при чем?.. Да и это… печенье ели.

— Утекла картошечка, — поджала губы Молчанова.

— Эта — последняя, — подтвердила Лена Тищенко, делая в кузинском рюкзаке ревизию.

— Мешок не мой — школьный, — оправдался Кузин, — откуда я знал?!.. Нагрузились, как ишаки…

— Не нашивал ты еще настоящего рюкзака, — сказал Антон.

— Я сам взвешивал, — сказал Андрей, — у всех одинаково.

— Шибздик! — уничтожающе сверху вниз посмотрела на Кузина Лена Тищенко. — Давай твой узелок — сама повезу, а то еще надорвешься.

— Не сам же я эту дыру провертел, — промямлил Кузин.

— Еще бы сам! Но картошка падала, видел, наверно? — сказал Антон.

Сняв очки, Кузин дышал на них, протирал полой новенькой, купленной как раз к походу штормовки, надев обратно, глядел на злополучную дырку в рюкзаке и, кажется, никак не мог ее разглядеть.

— Попробовали бы в очках, а потом говорили, — выдавил из себя Кузин. — Запотевают, вообще ничего не видно.

— Значит, не видел?

— Один раз, — сознался Кузин, — скакнула. Не останавливаться же! Отстать можно.

— За такого обормота брать на себя ответственность! — Андрей поддел носком кроссовки комок грязи, послав его на середину дороги. — Да в гробу я видел! Хватит, попутешествовали — и домой!

— Позорно как-то, — сказала Молчанова. — Нас провожали, а мы… Скажут, испугались трудностей.

Не дожидаясь команды Андрея, Лена Тищенко оседлала свою «Каму», съехала с асфальта на грунтовую дорогу, за ней, на ходу дожевывая, остальные.

Андрей ехал теперь замыкающим. Туристы, снисходительно думал он о ребятах, наблюдая, как кто крутит, на ком как сидит рюкзак. Лена Тищенко в трико с белыми лампасами и в кроссовках, но вид все равно не спортивный. Нажимает на педали пятками — и коленки смешно, механически как-то, ходят в стороны. И «Кама» под ней с поднятым до верхнего предела седлом кажется совсем игрушечной. Но крутит она легко, рулит с толком. Держится самого края дороги, где корни трав и деревьев скрепляют грунт. Иногда, объезжая грязь, круто берет в сторону, виляет меж сосенок, выбегающих к самой проезжей части.

Молчанова катит за Леной след в след. Она — тем более не спортивна. Вместо шапочки — платок, из-под которого то и дело выбивается на глаза жиденькая прядка волос. Оглядывается. Рот приоткрыла, дыхания не хватает, зубки поблескивают, маленькие, остренькие, передние два чуть длиннее остальных. В штормовке она — как в плаще, руки торчат спичками. Но крутит, от других не отстает. Физические данные — не главное в походе, думает Андрей, нужна воля. У Молчановой она есть.

Земля чавкала под колесами, на шины налипала грязь, но вильнешь на траву, разбрызнешь чистую лесную лужицу — ошметками отлетит грязь, крутить как будто становится легче. Но ненадолго, конечно. Вот Молчанова остановилась, подняла ветку, принялась очищать колеса. Вовик и Кузин последовали ее примеру. Андрей проехал мимо них, догнал Антона, который уже тащил велосипед на себе.