Рыболовы
Шрифт:
— Подлецъ! Мерзавецъ!.Что-жъ ты меня раньше не разбудилъ! — сказалъ Петръ Михайлычъ егерю.
— Три раза будилъ, да что-жъ съ вами подлаешь, если вы не встаете и даже деретесь во сн? Сонъ-то у васъ какой-то безчувственный.
— Деретесь! Знамо дло, человкъ въ забыть. Ну, и выпилъ тоже малость.
— Ужъ и малость! Отъ такого питья медвдь лопнетъ. Вы разочтите: вчера питье, потомъ сегодня…
— Ты-бы хорошенько меня потрясъ.
— Господи Боже мой, ваша милость! Да вдь не полномъ-же
— На охоту теперь поздно? — спросилъ Петръ Михайлычъ.
— Какая теперь охота! Сейчасъ ночь. Въ слона теперь не попадешь, а не токмо что въ куропаточнаго выводка. Да и лшій можетъ въ лсу обойти. Пожалуйте чай пить въ избу. Самоваръ готовъ.
Егерь подхватилъ изъ рукъ Петра Михайлыча коверъ и подушку и понесъ ихъ въ избу. Петръ Михайлычъ шелъ и почесывался.
— Вдь эдакая незадача! Второй день не могу попасть на охоту… — бормоталъ онъ.
— Завтра утречкомъ надо постараться сходить. Сегодня ужъ какъ-нибудь потрезве, а завтра чмъ свтъ, — отвчалъ егерь…
— Такъ-то оно такъ, но вотъ бда — я сказалъ жен, что сегодня къ вечеру вернусь домой.
Въ изб киплъ самоваръ. За столомъ на клеенчатомъ диван сидлъ докторъ Богданъ Карлычъ и еще охотникъ — молодой человкъ изъ мстныхъ лсопромышленниковъ, въ кожаной куртк, въ кожаныхъ штанахъ и въ такихъ высокихъ сапогахъ, что они доходили ему прямо до туловища. На стол около самовара стоялъ изящный раскрытый ларецъ въ вид баула и изъ четырехъ гнздъ его выглядывали четыре горлышка бутылокъ. Докторъ и охотникъ пили чай съ коньякомъ.
— Петръ Михайлычъ! Вотъ такъ встрча! Гора съ горой не сходятся, а человкъ съ человкомъ сойдется! — воскликнулъ охотникъ. — Откуда это?
— Спалъ… — хриплымъ голосомъ произнесъ Петръ Михайлычъ, щурясь на свтъ шестериковой свчки и маленькой жестяной лампочки, которыя уже горли на стол, протянулъ руку охотнику и сказалъ:- Здравствуй, Василій Тихонычъ.
Молодой человкъ посмотрлъ на него и пробормоталъ съ усмшкой:
— Вишь, у тебя ликъ-то какъ перекосило! Или ужъ на охот намучился?
— Всего было, кром охоты. На охоту еще только сбираюсь. Завтра поду.
Петръ Михайлычъ грузно опустился на массивный стулъ съ продраннымъ сидньемъ.
— Такъ вотъ и отлично. И я на завтра съ вечера пріхалъ. Вмст и пойдемъ, — отвчалъ Василій Тихонычъ. — А я, братъ, пріхалъ на утокъ выписную собаку попробовать. Собаку я себ изъ Англіи выписалъ. Тридцать пять фунтовъ стерлинговъ… Это вдь на наши-то деньги по курсу — съ провозомъ и прокормомъ около четырехъ сотъ рублей собака обошлась.
— А только ужъ и собака-же! — мрачно откликнулся егерь. — За эту собаку и четырехъ рублей жалко дать. Вдь вотъ сколько ловилъ ее, чтобъ на цпь взять — такъ и не поймалъ.
— Это оттого, что она русскихъ
— А къ себ ее между тмъ кусочкомъ говядины подманиваете.
— Это оттого, что я англійскихъ словъ не знаю, не знаю, какъ ее къ себ подозвать, а она дрессирована только на англійскія слова и русскія слова не понимаетъ. Собаку-то прислали, и счетъ прислали, и все, а англійскихъ словъ охотничьихъ не сообщили, какъ ей приказывать. Ну, да мы теперь агенту запросъ черезъ нашу контору въ Лондонъ сдлали, чтобы прислалъ англійскій словарь собачьихъ словъ съ переводомъ на русскій языкъ и чтобъ вс эти англійскія слова русскими буквами были написаны, такъ какъ я англійскаго языка не знаю.
— Арапникъ, Василій Тихонычъ, на эту собаку надо здоровый, а не англійскія слова, — сказалъ егерь. — И словами англійскими ничего не подлаете, ежели собака воръ.
— Ну, ужъ это ты оставь… Я ей кладу на носъ кусокъ сахару и только погрожу пальцемъ…
— А цыпленка сейчасъ у хозяйки на двор задушила и съла.
— Ну, ужъ это ты врешь!
— Извольте выйти на дворъ и посмотрть. Весь дворъ въ перьяхъ, да и по сейчасъ она по двору съ крыломъ возится. Да вдь какъ уворовала цыпленка-то, проклятая! Забжала въ чуланъ, сняла его съ насста и сожрала.
— Не можетъ быть! Никогда не можетъ быть, чтобы англійская дрессировка братьевъ Роджерсъ… Приведи сюда сейчасъ собаку! — воскликнулъ Василій Тихонычъ.
— Да какъ ее привести, ежели она въ руки не дается?
— Да, да… Русскихъ словъ она не понимаетъ. Англичанка, кровная англичанка… Вотъ теб кусочекъ сырой говядины, примани ее на говядину и приведи. На говядину она сейчасъ подойдетъ. Скажи только слово «на» и протяни говядину. Должно быть «на» и по-англійски значитъ «на», потому что она его отлично понимаетъ.
Василій Тихонычъ ползъ въ карманъ своей кожаной куртки, вынулъ оттуда кусочекъ сырого мяса и подалъ его егерю.
Егерь взялъ мясо и цпь и неохотно пошелъ за собакой.
— Ужасныя деньги четыреста рублей за собаку, — произнесъ докторъ.
— Но за то ужъ собака! Огонь, а не собака! Я знаю, что люди и по шести сотъ рублей за щенка отъ извстныхъ матерей и отцовъ платили, а это вдь взрослая сука. Я считаю, что щенками въ два года эти деньги выручу. Да и помимо щенковъ — медали на собачьихъ выставкахъ буду за нее получать. А вдь большая золотая медаль стоитъ семьдесятъ пять рублей. Три золотыя медали въ три года получить — вотъ ужъ двсти двадцать пять рублей. Нтъ, тутъ никогда не будетъ убытка, а напротивъ — барышъ.