Рыбья Кровь и княжна
Шрифт:
Постепенно втянувшись в размеренное с долгими остановками движение, он неожиданно открыл для себя, что вот оно, самое подходящее для него занятие: не командовать многочисленным народом, а быть его боевым острием, ведущим все племя к какой-то новой и желательно лучшей жизни. Хорошо, наверное, строить большие каменные города, как в Романии, но на их строительство не хватит и четырех жизней. Бревенчатые дома Липова, вообще, насмешка над человеческой памятью — одна искра — и нет всего города. Так уж лучше вот так бродить по степи, тоже не оставляя по себе памяти, но
— Ты как будто сделан из железа, — заметил как-то Сечень. — Вторую зиму тянем в походе.
— А ты думай о чем-нибудь постороннем, и легче будет, — участливо советовал ему князь. — Не давай телу быть твоим хозяином.
— Да, попробуй не давай, — уныло ворчал хорунжий, получивший уже звание тысяцкого.
Предполагая в хазарах такую же, как у себя, несгибаемую выносливость, Рыбья Кровь сильно заблуждался. Бесконечный изматывающий путь, хорошо сказываясь на войсковой подготовке, был весьма тяжел старикам, женщинам и детям. Все чаще раздавались призывы остановиться и зимовать там, где они есть. А между тем они уже вступили в пограничную пустующую полосу между русско-словенскими княжествами и землей ирхонов. Все хазарские воеводы, прослышав, кто такие ирхоны для липовского князя, осторожно спрашивали его:
— А что будет, если ирхоны согласятся дать нам нужные пастбища? Вон везде сколько пустующей земли. Нужна ли будет тогда война?
— Нет, не нужна, — спокойно уверял их Дарник. Почему бы на словах и не согласиться, если очевидно, что столкновения не миновать.
Выпал уже первый мокрый снег, когда передовой полк достиг восточного зимовья ирхонов. Это была обширная земляная крепость, обнесенная глубоким рвом и высоким валом, поверху которого шла бревенчатая стена-жилище, с бойницами, закрывающимися изнутри для сбережения тепла плотными ставнями. Башни имелись лишь у четырех ворот, правильно расположенных по сторонам света, да внутри городища высилась десятисаженная сторожевая вышка. После увиденных в Романии и Болгарии крепостей эта представлялась малой снежной горкой, которую защищает горстка ребятни, уверенной, что находится в надежном убежище.
— Чему ты усмехаешься? — удивленно спрашивал Эктей.
— Как ты думаешь, могут десять ирхонских лучников удержать двухтысячное войско?
— Почему десять? Их там не меньше тысячи должно быть.
— Это по всей окружности тысяча, а на пятидесяти саженях не больше тридцати.
Не успели подтянуться последние полковые сотни, а из городища уже вышли переговорщики.
— Зачем пришло ваше войско? — был их единственный вопрос.
— За миром и согласием, — отвечал им Рыбья Кровь. — Ваши люди четыре месяца назад убили триста моих воинов. Пятьдесят дирхемов за каждого убитого воина будет справедливая вира. Я согласен получить пятнадцать тысяч дирхемов в любом виде. Хороший конь будет стоить десять дирхемов, сильный юноша — пятнадцать, красивая девушка — двадцать.
— Получишь все это, когда убьешь нас, — гордо ответил старший переговорщик.
— Я разве просил что-то сверх меры? — с наигранным недоумением
— Вряд ли во всем зимовье столько всего наберется, — рассудил тот.
Дозорные доложили, что видели умчавшихся из крепости в разные стороны гонцов.
— Чтобы посылать на приступ воинов, мне нужно согласие хана и тарханов, — твердо заявил Эктей.
— Разумеется, — непринужденно согласился Дарник и приказал липовцам сооружать большие пращницы. Чуть погодя к нему подошел полусотский камнеметчиков:
— А что метать будем?
Оглядевшись по сторонам, князь с воеводами в самом деле увидели вокруг обычное травянистое поле, где совершенно не было ни крупных, ни мелких камней.
— Ну, значит, ничего метать не будем. Их ирхонское счастье, — шутя среагировал Дарник. Тем не менее послал дозорных искать каменные россыпи.
Появившийся обеспокоенный хан Сатыр тоже был против захвата зимовья:
— Лучше подождать ирхонское войско и решать все в открытом поле.
Дарник не перечил — просто ленился это делать, да и суть происходящего была на стороне князя, попросил лишь о трехдневной стоянке здесь, у зимовья, и продолжал усиленную подготовку «пастухов» и «подносчиков».
Пятитысячное войско ирхонов объявилось не через три, а через два дня. Вся хазарская орда сразу пришла в испуганное движение: скакали гонцы, крайние улусы спешно сворачивали свои юрты и перемещались ближе к ханской ставке, разрозненные вооруженные сотни в беспорядке сбивались в большие полки, чтобы тут же разъезжаться снова по своим улусам.
Рыбья Кровь, едва ему сообщили о приближении вражеского войска, приказал гнать ему навстречу все ближайшие стада коров, овец и верблюдов — надо было не дать ирхонам ударить с ходу по разрозненным силам орды. За этим делом его и застали несколько тарханов со своими дружинами, когда вместе с ханской свитой прибыли в расположение передового полка.
— Если ты не устоишь, может случиться большая беда, — сказал князю Сатыр. — Продержись хоть до вечера.
Это Дарник понимал и без него.
— Пускай все тарханы пришлют мне еще по одной сотне воинов с запасными лошадьми, — попросил он.
— Мы лучше соберем их в другой полк, чтобы прийти тебе на помощь, — предложил один из тарханов.
— Не надо другой полк, сделайте, как я говорю, — раздраженно бросил тарханам Дарник. — Если побежит мой полк, побежит и другой. А если будет два полка вместе, то, может, и битва не понадобится.
— Ты не собираешься ирхонам отомстить? — недоверчиво вопрошал Сатыр.
— У меня найдутся другие способы им отомстить. Сейчас я хочу их только изгнать отсюда.
Хан молчал, взвешивая свое решение. Прискакавший дозорный доложил, что ирхоны выстраивают войско для нападения.
— Пускай половина дружин тарханов останется со мной, остальные едут за новыми сотнями! — приказал Сатыр.
Хазарские воеводы недовольно зароптали.
— Делайте, как сказано! — прикрикнул на них хан. — Я остаюсь здесь. Спешите на помощь не князю, а мне.