Рыбья Кровь и княжна
Шрифт:
Множество лесистых холмов и оврагов затрудняло путь, и совсем незаметно к противнику подкрасться не удалось, зато у передовых сотен хазар был строгий приказ атаковать ирхонов без всякой задержки, дабы не позволить им как следует построиться. Это и решило исход схватки.
Стан ирхонов в широкой долине между холмов лишь условно был окружен редкими повозками, поэтому никаких препятствий для хлынувших сверху хазарских всадников и саней с пехотинцами не возникло. Не беда, что у нападавших самих не имелось должного строя. Неопытные пастухи инстинктивно прижимались к своим десяткам и ватагам, поэтому выглядели более сильными и умелыми. В стане ирхонов было немало женщин, которые криками и метаниями только еще больше сбивали с толку своих
Рыбья Кровь с арсами и воеводами невозмутимо наблюдал с холма за происходящим.
— Надо преследовать ирхонов или нет? — Эктей проявлял нетерпение, желая возглавить либо преследование, либо отход.
— Пусть твои воины сами разберутся, что им следует делать, сейчас им лучше не мешать, — не отпустил его от себя князь.
Когда последние сотни спустились в долину, за ними последовали и военачальники. Юрты ирхонов больше напоминали конусообразные шалаши, их было три или четыре сотни. Даже если в каждую из них запихнуть по шесть-семь воинов, все равно получалось не больше двух тысяч человек, — подсчитал Дарник.
— Направь пять ватаг во все стороны, — сказал он сотскому-липовцу. — Ищи, где-то может быть еще такой же стан.
Несмотря на видимость большого сражения, убитых оказалось не столь много. Немало было раненых и пленных. Но главной добычей стал весь обоз и до трехсот женщин — жен и наложниц ирхонских воевод.
— Как делить будем? — Это интересовало сейчас хазар больше всего.
Короткий зимний день быстро превращался в сумерки, и откладывать такое дело до утра разгоряченным победителям было слишком обидно.
— В каждой ватаге пусть назовут лучшего воина, ему одному женщина и достанется. Так тоже будет всегда, — распорядился князь. — А добро разделим завтра.
— У нас двести ватаг, а женщин больше.
— Сначала лучшим воинам, остальное вожакам и сотским.
Поздно вечером, когда Дарник готовился ко сну в санях-возке, к нему привели пленную ирхонку.
— Самую красивую для тебя выбрали, — сообщили арсы, сопровождавшие пленницу.
Пришлось вылезти и посмотреть, что за гостинец ему там приготовили. Высокая и, судя по всему, стройная женщина была завернута в невиданное количество пестрых тканей. Пол-лица тоже закрыто, зато большие глаза женщины буквально обожгли его взглядом-ненавистью. Только этого еще не хватало.
— Ну что, залезай, что ли? — Дарник открыл перед пленницей полог возка.
Та стояла не шевелясь.
— Быстро пошла! — подтолкнул ее один из арсов.
Ирхонка оттолкнула его руку и сама легким движением нырнула в возок.
— То-то! Приятной вам ноченьки! — И арсы удалились, очень довольные своей услугой любимому князю.
Дарник не знал, как поступить. Морозная ночь мало располагала к любовным утехам, но и отдавать кому-то другому «самую красивую» тоже было нельзя — никто не оценит его привередливости. Вот уж действительно: когда надо, то нет, а когда не надо, то сверх всякой меры! Так и не найдя для себя выхода из создавшегося положения, он сам полез в возок. Меньше всего ему сейчас хотелось вести разговоры с женщинами. Ирхонка лежала укрывшись двойным шерстяным одеялом, сжавшись в комок. Дарник забрался к ней под одеяло — ни малейшего звука или движения. Тогда он попытался чуть раскрыть на ней кокон из одежд и сразу натолкнулся на ее сопротивляющиеся руки. Ну не надо, так не надо, вздохнул князь с облегчением и повернулся к пленнице спиной. Но не заснул, остро ощущая исходящую от лежащей рядом женщины опасность. Вряд ли кто-нибудь догадался ее обыскать, думал он, а в ее платьях не то что нож, меч спрятать можно. Кстати, как
Едва стало светать, он уже был на ногах, занимаясь своими воинскими обязанностями.
Другого стана противника разведка не нашла, зато отыскала большой город-зимовье, где сумела укрыться часть уцелевших после разгрома ирхонов. Другая часть беглецов попыталась уйти на левый берег Славутича, да почти все провалились под лед.
Любо-дорого было теперь князю объезжать стан войска, расположившегося прямо в юртах противника. Одна победа, одна ночь с долгими хвастливыми рассказами о своем удальстве, и из ополченческой рыхлой массы к утру родилось вполне бодрое бойницкое воинство.
— Хэ-хэй! — то там, то здесь приветствовали своего главного военачальника новоявленные бойники.
— Почему ты спал в санях, а не в юрте, как все? — упрекнул его у своего войлочного шалаша Эктей.
— Боялся в темноте выбрать не ту юрту, что следует князю, — отшучивался Дарник.
6
Город-зимовье ирхонов Балахна располагался на высоком берегу одноименной речки, правого притока Славутича. С двух сторон его ограждали два оврага, один глубокий и узкий, другой такой же глубокий, но широкий. И лишь с четвертой стороны был прорыт ров, соединяющий оба эти оврага, через него в город вели два хлипких дощатых мостика. Овраги и берег реки были столь круты и непреодолимы, что вдоль них имелась лишь саженная изгородь из жердей, главным образом для того, чтобы не позволять свалиться с крутизны малым детям. И только там, где был ров, стояла настоящая бревенчатая стена с башнями и воротами.
Объехав по льду и снегу вокруг города, Рыбья Кровь удовлетворенно усмехнулся, как брать эту казалось бы неприступную крепость, ему было совершенно очевидно. В тот же день на противоположной стороне узкого оврага «пастухи» по его указке стали возводить ледяную гряду: нагребали гору снега и обливали водой, потом еще гору и так далее.
Через два дня выросла гряда длинной в пятьдесят саженей и высотой в три. На нее втащили сорок саней с камнеметами, и стало ясно, что городу спасения нет, — все его постройки находились в пределах досягаемости камнеметов, и можно было их расстреливать сверху вниз, почти не подвергаясь ответному обстрелу из луков. Камней же любых размеров было предостаточно как в оврагах, так и на речном берегу.
Однако, уже готовясь взмахнуть клевцом, чтобы стереть в порошок сотни домов и хлевов, Дарник вдруг передумал и послал в город переговорщиков договориться о его сдаче. Там сначала сильно заартачились, не представляя всей угрожающей им опасности, мол, дальними выстрелами крепостей еще никто не брал. Однако три залпа сорока метательных машин в несколько минут снесли крыши полсотни построек, что быстро вразумило упрямцев. Князь даже согласился вернуть ирхонам сто юрт из их ранее захваченного стана — не ночевать же людям вообще зимой в чистом поле без крыши над головой.
Привычная картина: в четвертый раз противник покидает под его натиском укрепленные стены. Когда-то был Перегуд с пришельцами-норками, затем ромейская Дикея, болгарский Хаскиди, теперь вот ирхонская Балахна. Но для не искушенных в осадах хазар это явилось настоящим волшебством: какая-то возня со снежной горкой — и неприятель уже бежит со всеми своими стадами и скарбом куда-то прочь.
— Я всегда считал лучшим воеводой того, кто смело скачет впереди войска в бой, — разоткровенничался на пиру в хорошо натопленной избе Балахны Эктей. — А ты никуда не скачешь, а все равно побеждаешь. Теперь я понимаю, почему тебя все называют Дарник Завоеватель. Ты завоевываешь не только чужие земли, но и сердца всех воинов.