Рыцарь Фуртунэ и оруженосец Додицою
Шрифт:
Я вижу перед собой темное здание вокзала с несколькими освещенными окнами, лед, со скрежетом идущий по Дунаю, поворачиваю голову и опять встречаю неподвижный, устремленный на меня взгляд.
«Что ему нужно, почему он не бросается на меня, почему мучает меня», — думаю я больше со злобой, чем со страхом. Я уже не боюсь, мне было страшно тогда, когда я почувствовал, что за моей спиной кто-то есть, и, повернув голову, увидел горящие глаза, а теперь мне уже не страшно, и только какая-то сила заставляет меня идти и идти вперед. Мне хочется остановиться, но я так устал, что почти забываю о волке, который идет за мной следом, я жажду отдыха и ничего больше.
Я
Через щели в двери тянет холодом, и только теперь я чувствую, как я замерз, мой пот превратился в колючий иней, все тело у меня заиндевело, и мне кажется, что тысячи иголок вонзаются в меня.
Я растягиваюсь на скамейке, накрываюсь с головой шинелью, я вконец измучен, пусть приходит волк и вообще кто угодно, я не сдвинусь с места.
А волк будет стоять и смотреть через щели в дверях. У него будет течь слюна, желтоватым инеем застывая на морде. Волк будет стоять и смотреть внутрь и увидит военного, который спит на скамье у двери. А чуть дальше, возле чугунной печки, бородатый липованин ест нанизанную на веревку рыбешку. На другой скамье, у стены, спит женщина, положив голову на кирпичного цвета чемодан, и плачет, прижавшись к ней, ребенок. Где-то в глубине зала ожидания старуха, скрестив руки на животе, широко открытыми глазами смотрит вверх, в потолок.
И волк подумает, что, если бы он сейчас вошел и набросился на любого из них, никто ничего не смог бы ему сделать, эти люди одиноки, а их страх так велик, что они ничего не могут ему сделать, ему хочется войти внутрь и наброситься на одного из этих людей, может быть, на спящего военного, у которого ноги свесились почти до самого пола, но внутри слишком много враждебного, пугающего света, свет отпугнет его, едва не сведет с ума, и, взвыв от собственного бессилия, волк уляжется у двери, положив морду на лапы, и будет лежать, поскуливая и всем своим видом напоминая собаку, которая спит у дверей дома, где живут спокойные, мирные люди.
ТЕОДОР МАЗИЛУ
Теодор Мазилу родился в 1930 году, умер в 1980 году. Прозаик, драматург, эссеист, публицист. Окончил рабочий факультет. Опубликовал сборники рассказов «Прогулка на лодке» (1964), «Летом на веранде» (1966), «Сатирическая проза» (1969), «Шляпа на тумбочке» (1972), «Похороны на пересеченной местности» (1973), «Современные любови» (1975), «Элегия о поросячьих поминках» (1976), «Паломничество к руинам былой любви» (1980); сборники юмора «Карманная коллекция букашек» (1956), «Галерея трепачей» (1957); пьесы «Барьер» (1955), «Дураки в лунном свете» (1964), «Нежность и скверна» (1968), «Просыпайтесь каждое утро» (1969), «Дон Жуан умирает как все» (1970), «Прекрасен сентябрь в Венеции» (1973); романы «Эти дни и эти ночи» (1962), «В чужом доме» (1975), «Одна вечная ночь» (1976). Публицистика: «Хлеб всегда там же» (1972), «Лицемерие отчаяния» (1972), «Футбол создал не дьявол» (1972), «Коррида — это борьба со смертью или нет?» (1973).
Рассказ «Простокваша и познание мира» взят из сборника «Солнце и комфорт», опубликованного посмертно в 1983 году.
ПРОСТОКВАША И ПОЗНАНИЕ МИРА
Было
— Ну что скажешь, какой прекрасный день! — сказала госпожа Горунеску, вылезая из постели и настежь распахивая окна.
— А ты прекрасно выглядишь, даже помолодела, — ядовито отвечал ей супруг, который еще накануне решил бросить на нее взгляд, полный нежности. — Ты выглядишь, как… — и, поразмыслив, добавил с уверенностью в голосе, — тридцатипятилетняя женщина.
Комплименты господина Горунеску, всегда, впрочем, тонкие и уместные, имели один существенный недостаток: начав говорить, он останавливался на несколько секунд, и только если ты обладал железным терпением, ты, в конце концов, узнавал правду. Возможно, господин Горунеску продолжал бы и дальше расточать комплименты своей супруге, если бы он вовремя обнаружил пепельницу, которую искал, но, не найдя ее, был вынужден направить свою энергию в другую сторону.
— Где, черт подери, пепельница?
— На полке, — отвечала жена, не обращая внимания на сварливый тон своего супруга.
Когда госпожа Горунеску решала быть в хорошем настроении, ее с трудом можно было поколебать в принятом решении.
— Иди ко мне… — позвал ее господин Горунеску, счастливый, что разыскал свою пепельницу быстрее, чем предполагал.
Тридцать лет они вместе. Но господину Горунеску всегда не хватало терпения до конца вкусить всех прелестей счастливого домашнего очага; ему то и дело приходили в голову всякие идеи.
— Закрой окно. Сквозняк, дует.
Супруги Горунеску женились по рассудку, но с течением времени под влиянием общих разговоров, проведенных вместе праздников, ласковых прозвищ и даже неизбежных семейных ссор, у них возникло убеждение, что женились они по любви, и это никого не удивляло и не беспокоило. Когда госпожа Горунеску вспоминала, как молодой Горунеску в первый раз пришел в дом, как был представлен ее родителям, как поцеловал ей руку, как спросил, сколько квадратных метров в доме, как постукивал по мебели, чтобы выяснить, из ореха она или из розового дерева, она принималась плакать, охваченная неувядающим девическим волнением.
— А что, если пригласить в гости Чирешику? С тех пор как она вышла замуж, она не часто к нам жалует.
— Все дочери одинаковы. Стоит им вырасти, как они улетают из своего гнезда. Не понимаю, почему ты кричишь на меня безо всякой причины!
— Да, замужество имеет свои положительные и отрицательные стороны, тут уж ничего не поделаешь, так что не стоит и жаловаться. Факт остается фактом, зачем его опровергать?
— Ты помнишь, что Чирешике нравилось больше всего? — решил господин Горунеску предаться воспоминаниям.
Господин Горунеску любил предаваться воспоминаниям, он получал при этом такое же удовольствие, как тогда, когда подстригал ногти на ногах.
— Как не помнить?! — удивилась госпожа Горунеску, слегка задетая вопросом своего супруга. — Простокваша!
— Любопытная вещь, — заметил с внезапным беспокойством господин Горунеску, — всем в нашей семье нравилась простокваша, всем без исключения!
— Это очень питательный продукт… — попыталась госпожа Горунеску своим женским умом разрешить эту задачу.