Рыцарь курятника

Капандю Эрнест

ХХIХ Тридцатое января

Морлиер и Бриссо были словно поражены громом. СенЛе встал и подошел к двери, как будто любуясь картиной, висевшей над ней.

– Я выражусь еще яснее, – продолжал граф. – Вы понимаете, о чем я вас спрашиваю? Если вы не станете мне отвечать, вам останется жить двадцать четыре часа!

– Как?! – вскрикнул Морлиер.

– Я не знаю, как вы умрете, но думаю, что не от старости. Если, напротив, вы будете отвечать мне откровенно и расскажете решительно

все, что знаете об этом деле, я награжу вас щедрее, чем Людовик XV.

– Что же вы хотите знать? – спросил Морлиер.

– Все, что вам известно об этой ночи 30 января 1725 года.

– Я расскажу все, что знаю, – отвечала Бриссо, – мне нет никакой выгоды скрывать, и я не вижу причины, почему мне надо от вас что-то утаивать.

– И мне тоже, – прибавил Морлиер.

– Так говорите же.

– Охотно. Только должен признаться, что известно мне немногое. Пусть даже вы пригрозите изрезать меня на мелкие кусочки, я не знаю, что мне такого особенного вам рассказать, разве что сочинить какую-нибудь историю.

– Я буду вас расспрашивать, а вы отвечайте мне.

Настала минута молчания. Сен-Ле, по-прежнему любуясь

картиной, стоял перед дверью. Граф продолжал:

– Это вы, Морлиер, 30 января приходили к Урсуле Рено?

– Я, – отвечал кавалер.

– Кто вам дал это поручение?

– Барон де Монжуа.

– Вы об этом заранее условились с мадемуазель Бриссо?

– Да.

– Кто придумал этот план?

– Барон де Монжуа.

– Что же вы должны были сделать еще и что вы сделали?

– Ничего. Моим визитом к «красотке-оружейнице» и закончилось поручение, данное мне.

Граф обернулся к Бриссо и приказал:

– Теперь вы расскажите, что вы сделали и что должны были сделать?

– Я праздновала в этот вечер новоселье в моем домике,

– отвечала Бриссо, – и давала мой первый ужин. У меня должен был собраться весь цвет высшего общества. Этот маленький праздник стоил покойному Сент-Фоа четыреста луидоров.

– Этот домик находился на улице Вербуа?

– Да.

– Вы ездили за Урсулой Рено?

– Я.

– Кто вас послал?

– Барон де Монжуа и граф де Шаролэ.

– Они вам объяснили, в чем дело?

– Не совсем. Я знала, что какая-то женщина хочет просить какой-то милости, но не знала никаких подробностей. Когда я приехала к мадам Рено, она была предупреждена, поэтому ждала меня. Мы поехали. Дорогой она ничего мне не говорила – она плакала. Я утешала ее, говоря, что она получит то, чего желает. Когда мы приехали, я оставила мадам Рено в маленькой гостиной, как было условлено.

– А потом?

– Потом я не занималась ею и не видела ее больше.

– Что она делала?

– Я не знаю.

– А вы? – спросил граф Морлиера.

– Также не знаю, – отвечал кавалер.

– Это невозможно!

– Вот единственное,

что я знаю, – продолжал кавалер.

– Когда эта женщина приехала с Бриссо, она осталась на не-

сколько минут в маленькой гостиной, потом слуга, кажется Сен-Клод, пришел за ней и отвел в сад. Это было ночью; темнота была глубокая. Вот и все, что я знаю, а знаю я это потому, что в ту минуту, когда я входил в гостиную, я видел, как слуга и эта женщина прошли мимо меня.

– А потом?

– Я больше не видел мадам Рено.

– Она не была за ужином?

– Нет.

– А Шаролэ не уходил надолго во время ужина?

– Не могу сказать: это было так давно, что в моей памяти все перемешалось. Я не помню, отлучался Шаролэ или нет.

– Барон де Монжуа был за ужином?

– Да, он пришел одним из первых.

– И отлучался?

– Также не помню.

Граф обратился к Бриссо:

– А вы что скажете?

– У меня, как и у Морлиера, все в памяти перемешалось, – отвечала Бриссо.

– Однако кто убил Урсулу Рено? Вы должны это знать.

– Нет, я этого не знаю, – отвечал Морлиер.

– И я также, – прибавила Бриссо.

– Вы осмеливаетесь это утверждать! – в ярости взревел

граф.

– Я говорю правду, – отвечала Бриссо, – и поклянусь всем, чем вы хотите. Я решительно не знала, что женщина, о которой вы говорите, была убита; я даже не знала, что она умерла.

– Как?! Преступление было совершено в доме, где вы находились оба; женщина была убита у тебя, презренная тварь! Похоронена в твоем саду, а ты не знаешь, что эта женщина умерла!

– Клянусь!

– Ты лжешь.

– Я не лгу!

– И я также клянусь! – прибавил Морлиер. – Клянусь моей шпагой, я говорю правду!

Граф скрестил руки на груди.

– Как объяснить, – продолжал он, – что преступление совершилось, а вы этого не знали?!

– Если оно произошло во втором часу ночи, – отвечал Морлиер, – я не мог ничего знать, потому что ровно в час дозорный отвел меня в тюрьму.

– О! – вскричала Бриссо, как будто вдруг вспомнила что-то. – Ваши слова заставили меня припомнить… это было так давно… но теперь я вспоминаю.

– Что? – спросил граф.

– В час ужин был окончен, и граф Шаролэ предложил нам покататься в санях на Версальском пруду. Тотчас же решили ехать и кататься при факелах. Тогда было очень холодно и все замерзло. В ту минуту, когда мы садились в экипажи, кавалер де ла Морлиер был арестован.

– Это правда, – оживился Морлиер, – я теперь вспоминаю все подробности. Я вышел из дома и ставил уже ногу на подножку кареты, когда дозорный показал мне свое предписание. Возразить мне было нечего – я покорился, а Шаролэ, Лозен и Фиц-Джеймс, сидевшие в первом экипаже, расхохотались, как сумасшедшие, пожелав мне спокойной ночи.