Рыцарь Курятника

Капандю Эрнест

На дверцах кареты был изображен герб: два великолепных кабаньих клыка. Гривы лошадей были переплетены шелковыми лентами изумрудного цвета, на хвостах завязаны банты из лент того же цвета, на сбруе звенели колокольчики. Два форейтора в бархатных зеленых камзолах с серебряными галунами и в треугольных шляпах, украшенных кокардами из белых лент, управляли лошадьми. На запятках сидели два лакея в зеленых с серебром ливреях.

Два человека, небрежно разлегшиеся в карете на подушках, любовались великолепным пейзажем.

Хотя

была зима, уже две недели погода стояла изумительная. Лучезарно сияло солнце, небо было чистое, холод — не очень сильным. Оба путешественника были в богатых охотничьих костюмах. Человек, знакомый с высшим обществом, узнал бы в них герцога де Ришелье и маркиза де Креки. В этот день была назначена королевская охота в лесу Сенар. Герцог и маркиз ехали на место сбора, назначенное обер-егермейстером. Дорогой они разговаривали, смеялись, обменивались придворными анекдотами, которыми сыпал неисчерпаемым потоком в особенности герцог де Ришелье. Креки больше слушал, чем говорил.

Карета ехала мимо парка Брюноа, где величественно возвышался своими позолоченными кровлями великолепный замок, которому предстояло стать знаменитым двадцать лет спустя благодаря безумной расточительности маркиза.

— Ей-Богу! — сказал Ришелье, смеясь. — Король, сделав маркизом Париса де Монмартеля, должен был бы дать ему герб, изображающий золотое поле, заваленное мешками!

— Парис оказал большие услуги, — сказал Креки с притворной серьезностью.

— Большие услуги! — повторил Ришелье. — Кому же?

— Самому себе.

— А! Это мне нравится!

— Утверждают, любезный герцог, что этот главный банкир имеет в своей собственной кассе больше двадцати миллионов.

— Это правда, маркиз. Этот придворный банкир имеет такое влияние, что сам назначает контролеров.

Схватив шелковый шнурок, висевший у переднего стекла, он дернул его и закричал:

— Не сюда! Не сюда!

Карета, повернувшая было направо — на дорогу, где было назначено место сбора, — остановилась. К дверце подошел лакей, почтительно держа в руке шляпу.

— Налево, по дороге в Суази, — сказал герцог.

Лакей передал это приказание форейторам, и карета быстро покатилась в другом направлении.

— Но мы едем не туда! — сказал удивленный Креки.

— Да, но мы успеем приехать, — отвечал Ришелье. — Охота назначена на два часа, а теперь который час?

Креки посмотрел на часы.

— Десять часов, — сказал он.

— Значит, нам остается четыре часа!

— И как мы их проведем?

— Сначала у нас будет очаровательная прогулка, а потом — превосходный завтрак.

— Где же мы будем завтракать?

— В великолепном замке.

— Кто в нем живет?

— Царица грации, красоты и любви.

— Черт побери, любезный герцог! — вскричал Креки, играя кружевами галстука. — Я не жалею, что встал так рано и поехал по вашему приказанию натощак.

— Я вам говорил, что вы будете меня благодарить.

— Мы

едем в Суази?

— Нет, это недалеко от Суази, в лесу.

— Какой замок?

— Этиоль.

— К племяннице Турншера?

— Именно. Мы будем завтракать, если только это вам угодно, любезный маркиз, у жены Нормана д’Этиоля, главного откупщика.

Креки посмотрел на Ришелье, потом весело расхохотался и пожал ему руку.

— Поздравляю, — сказал он, — меня уверяли, что д’Этиоль очаровательна! Но зачем вы меня везете туда?

— Чтобы не быть там одному.

Креки вытаращил глаза.

— Если это загадка, я не могу отгадать ее, — сказал он.

— Разгадка же состоит в том, что я не могу принять ваших поздравлений.

— Отчего?..

Ришелье раскрыл чудную табакерку — образцовое произведение искусства. Он засунул в нее свои аристократические пальцы и, не спеша заложив понюшку ароматического табака в нос, сказал, стряхивая табак с жабо:

— Вы знаете мадам Норман д’Этиоль…

— По имени — немножко, по репутации — очень хорошо, на самом деле — вовсе нет.

— Ну, мой милый! Мадам Норман д’Этиоль очаровательная двадцатичетырехлетняя женщина, грациозная, красивая, остроумная и даже талантливая. Она играет на лютне и клавесине, поет, танцует, как балерина, очень хорошо рисует карандашом и масляными красками и, наконец, декламирует не хуже Дюмениль.

— Черт побери! Да ваша мадам д’Этиоль просто совершенство! Я влюблюсь в нее до безумия: прелестная, грациозная, остроумная, танцовщица, певица, драматическая актриса, музыкантша…

— Словом, приманка для короля!

Ришелье улыбнулся и лукаво посмотрел на своего спутника.

Маркиз хотел что-то сказать, но в это время форейторы еще громче захлопали бичами, а справа поднялся вихрь пыли.

— Держи левее, дурак, и дай проехать! — закричал громкий голос.

Бичи захлопали еще сильнее, раздались крики, и тот же голос продолжал:

— Служба короля!

Креки, наклонившись вперед, высунул голову в окно кареты. Впереди стояла наемная карета, запряженная двумя лошадьми и занимавшая одна почти всю ширину дороги. Кучеру этой кареты форейторы маркиза де Креки приказывали посторониться и пропустить блестящий экипаж.

В эту аристократическую эпоху проехать вперед было делом крайне важным. Карету человека более низкого ранга останавливали или опрокидывали, но проезжали. Если бы экипаж маркиза де Креки поскакал со своей четверкой, то наемная карета непременно опрокинулась бы в реку. Это было неминуемо, потому что форейторы решились проехать во что бы то ни стало.

II. КРАСАВИЦА

— Боже! Да вы нас сбросите в реку! — закричал жалобный голос.

В окне наемной кареты показалось полное, круглое, румяное лицо с тройным подбородком. Маркиз де Креки весело расхохотался.