Рыцари черешневого цветка
Шрифт:
— Страшно?! Мне?!
— Тик! — успокоила Лучия большого смельчака. — Ты знаешь, кто выпустил всех тех уродов? Знаешь, кто их прогнал перед твоими глазами?
— Кто?
— Страх, глупенький. Ты сам себя разоблачил!
— А вот и нет! Так как вы все завистники. Вам очень досадно, что я пришел сам, ночью, через лес. Я же знаю! И, наконец, вы сами знаете!
— Это такой ты справедливый… — упрекнул его Урсу от костра.
Повисла небольшая пауза, и Ионел напомнил всем, что первый день экспедиции еще не закончился:
— Было бы хорошо, если бы мы начали голосовать вторично…
— Точно, об этом думала и я, — сказала
— Конечно, зачисляем, поскольку он пошел с разрешения отца, — ответил Ионел. — Я придерживаюсь мнения, что и ему надо предоставить право голоса. Он очень хорошо знает азбуку Морзе, у него острое зрение, он сможет по-настоящему помогать нам. Правда же, Тик?
Тик торопливо согласился, а Лучия, увидев, что Ионела поддержали и все остальные, объяснила малышу ситуацию. Но Тик уже давно знал это.
Снова распределили бюллетени, снова бросили их в урну, снова их перемешали, снова послышался голос Лучии, на этот раз еще более удивленный, но результат уже был другой, а впрочем, он уже и не мог быть тем же самым:
— Виктор — три… Ионел — четыре!
Ионел стал руководителем экспедиции!
Когда второй кандидат пожелал ему успеха, Лучия только тогда поняла, что не Тик, а Виктор определил результат голосования.
Ионел, заряженный энергией и динамизмом Лучии, немедленно вступил в свои права. Он только копировал Лучию, ясное дело, не догадываясь об этом: то, как она говорила, скорость, с которой она это делала, даже отдельные жесты.
Собравшись возле костра, вздрагивая время от времени от приятного волнения, черешары слушали своего руководителя и все соглашались с ним. Ионел обосновывал необходимость деления экспедиции на две группы. Очень ясно стало для всех: безопасность и успех экспедиции зависели именно от этого деления. Но вместе с тем в душах смельчаков нарастали беспокойство, волнения, тревога. Только для того, чтобы ослабить это ощущение, вмешался Виктор:
— Разделимся мы не очень надолго: день, два, а может, даже меньше одного дня, пока сделаем первое исследование. Когда мы начнем составлять карту, только один из нас поочередно будет оставаться возле аппарата снаружи, остальные смогут ходить по пещере. Фонари имеем, батареи есть, времени у нас достаточно… Наконец, нам может наскучить пещера, и мы будем чаще снаружи…
— И все-таки… первая встреча, первые тревоги… — послышались печальные ностальгические голоса.
Так! Первые исследования, первые волнения, первые открытия! Кому они станут вознаграждением?.. Именно здесь начиналась мучительная тревога некоторых черешар. Кто пойдет в пещеру?.. Кто останется снаружи?..
Ионел предложил образовать группы открытой дискуссией, Виктор поддержал его, но остальные все начали возражать, словно бесенята. Они и слышать не хотели о дискуссиях и соглашениях.
— Оставьте, знаем мы это!.. — намекнул на что-то Дан, подмигнув Тику.
— Надо тянуть жребий! По крайней мере каждый будет иметь одинаковые шансы. Никаких уступок никому! Или все решат жребий или… до свидания!
Ионел попробовал еще раз убедить всех, открывая им свои опасения, которые разделял и Виктор, что жребий может составить группы, например, вот так: Мария, Лучия, Дан и Тик — в пещеру, так как для пещеры были выделены четыре места, остальные — снаружи.
Слова Ионела вызвали настоящий ураган между обеими палатками. Молчал только Урсу. Остальные,
И все-таки «дискутанты», то есть приверженцы дискуссии, кое-чего своего добились: руководителю экспедиции по праву принадлежит место в группе, которая идет в пещеру. И еще: если группы будут весьма неравнозначны, большинство голосов может превратить одну группу в другую.
— А как определить неравнозначность? — спросил Дан. — Надо будет поставить на голосование… И за право ставить на голосование тоже надо проголосовать… чтобы не нарушать демократии…
Лучия подала ему знак замолкнуть, и Дан покорился, но не Тик, который добивался, неблагодарный, чтобы и руководитель экспедиции тянул жребий. Очевидно, впервые в жизни малыш не имел уверенности в своем счастье, с которым он до сих пор так хорошо находил общий язык, даже в очень сложных, почти безвыходных положениях. К сожалению его доказательства отмели, как ненужные, и теперь он вынужден был возлагать надежду лишь на три шанса из шести, а не на четыре из семи, как это было бы справедливо, по его мнению. «Четвертый шанс был бы для меня удачным», — подумал напуганный малыш, а вслух сказал:
— Если бы для пещеры было четыре места, одно, бесспорно, было бы мое…
Лишь Дан признал его правильность, но и он делал ставку на четвертый шанс.
Лучия перемешала в урне шесть записок. На трех было написано: пещера, на трех — внешняя.
Некоторое время никто не решался первым подвергнуть испытанию свой шанс. Они смотрели один на другого, подгоняя друг друга взглядами. И все-таки, решившись и растолкав других, малыш с золотыми волосами и живым серебром в глазах подверг испытанию судьбу. Он вытянул бумажку, развернул ее… вмиг подпрыгнул, словно невменяемый, и закричал так, что его стало слышно возле леса:
— Пещера! Я в пещеру! Смотрите: я в пещеру!
И он пошел, тыча величественным жестом в бумажку, которая принесла ему счастье — а только ли счастье — под нос каждому. После первой бумажки шансов у каждого уменьшилось, вместе с тем возросло волнения. Остальные еще колебались, когда Виктор сунул пальцы в урну и сказал с легким дрожанием в голосе:
— В пещеру…
Потом равнодушие Лучии, которое не было, однако, мнимым:
— Снаружи, на горе…
Потом Дан, ободрив себя вздохом, и:
— Солнце и Лучия… Лучия и солнце…
Оставались еще две бумажки. Одна исчезла в руке Марии. Она схватила его почти отчаянно, но не раскрыла. Последнюю взял Урсу. Но и он не сказал ни единого слова. Сперва глянул на Марию и увидел, что она бросила бумажку в огонь и вгляделся болезненно, вплоть до слез, в желтый зловещий огонь: «Прощайте… первые тревоги, первые встречи…»
— Вне… — сказал Урсу бесцветным тоном. Мария вздрогнула и ошеломленно глянула на парня, который тем временем скомкал бумажку. Она хотела было убедиться, собственными глаза увидеть слово, написанное там. Но бумажка полетела в огонь, и она поняла все и уже не имела ни малейшего сомнения, когда увидела, что Урсу избегает ее взгляда, которым она хотела поблагодарить его.