Рыцари черешневого цветка
Шрифт:
Ему разрешили воспользоваться правом защиты… и Урсу начал доставать из карманов и карманчиков все, что он насобирал во время своего странствия. И все молча, без одного слова. Только энергия и упорство Лучии остановили готовый начаться горячий спор возле сокровищ, принесенных беглецом. Остроты быстро утихли, бегство Урсу забыли или просто замолчали его, и послышались даже похвалы… Атмосфера снова стала дружеская и непринужденная. Урсу осмелился попросить добавки еды. — А ты не можешь подождать? — спросила Лучия доброжелательным
— Ни секунды! — изрек он. — Лишь бы ты знала, как я намучился, пока собирал образцы! Я прорыл настоящие туннели… А этот голубой цветочек, словно звонок… Я едва не разорвал себе мышцы…
Лучия вынужденна была уступить настояниям и достала из вещевого мешка, какой все время держала при себе, пакетик с сухим пайком. Она давала его неуверенно, но дала…
— Может, найдешь еще один…
— Довольно! — отрезала Лучия.
Это «довольно!» было весьма решительным, и Урсу не настаивал. Но ведь была еще Мария! Она возникла перед ним.
— А мне что ты принес? — начала она.
Какая неприятность! Для Марии Урсу не захватил ничего. Все, что он собрал, лежало сейчас возле постели Лучии. Парень покопался в карманах, но не нашел ничего. Ни камешка, ни листочка…
— Мне ничего не принес… — нахмурилась Мария. Урсу неожиданно оживился, словно на него брызнули живой водой, даже повеселел:
— И для тебя кое-что имею!
— Что? Где? Покажи! Давай сюда!
— Сейчас не могу… — подмигнул он ей. — Подожди до вечера… Когда будет смеркаться…
— Ага-а! Я знаю… Ты не хочешь признать, что забыл обо мне, и надеешься, что до вечера найдешь что-то по дороге… Я не ждала такого от тебя!
— Честное слово, Мария… Если я тебе говорю… Поверь мне…
— Не верю! Я больше тебе не верю!
— Тогда… Пожалуйста, дай мне что-нибудь поесть… Может, у тебя осталось…
Мария даже рот разинула. Только и была в состоянии сказать:
— Ты обалдел?.. Или, может, не ел? Кто знает?…
— Ты угадала!.. Именно так: кто знает…
— У меня только корочка хлеба, если этого тебе довольно… Кажется, есть еще один помидор… кусочек брынзы… И будь здоров…
— Прекрасно! А кусочка «будь здоров» не надо… И вечером будешь иметь такой подарок, на который и не надеешься…
Мария покопалась в рюкзаке и протянула Урсу остатки обеда, умышленно отказываясь смотреть на голодного:
— Ты Лучию благодари… Если бы она не ввела в обязанность нам не выбрасывать остатков…
— Благодарю вас обеих… Вы очень порядочные девчата, хозяйственные, добрые, пусть…
— Ага! А сейчас мне скажешь? — внезапно набросилась на него Мария.
— Что тебе сказать? — вытаращил глаза Урсу.
— Ага-а-а! Ты уже забыл?.. Вот ты какой…
— Ну, Мария! — начал умолять Урсу. — Только… вечером… Даже еще до захода солнца… Но сейчас не могу, честное слово…
— Кажется ты кое-чего набрался у Петрекеску… Ну и ладно,
Тем не менее Урсу не ответил. Он помрачнел, Мария отошла. Но не о ней он сейчас думал. Девушка быстро просветлела, и теплая искра мелькнула у нее в глазах. Мучительный вопрос исчез. Оставалась только ответ, короткий ответ.
Когда черешары покинули Зеноагу, Урсу замедлил шаг на какую-то минуту: словно для того, чтобы немного поправить свою кладь. Но когда друзья скрылись за поворотом и исчезли из поля зрения, он вскочил, словно ошпаренный. Покопался в вещевом мешке, достал что-то, бросился бегом тропой в долину и вскоре исчез за деревьями. Всего за две минуты возвратился очень удовлетворенный, поправил багаж и весело подался вслед за свой друзьями.
Он догнал их, тяжело дыша, именно там, где тропа раздваивалась. Но они были не одни. Две особы неожиданно переступили им дорогу: высокий чабан, который стоял, опираясь на толстую суковатую палку, и рядом с ним подпасок лет десяти, наверное, его сын. Оба — словно окаменели на горе, склонившись на свои посохи. Отара в долине звенела колокольчиками.
— Которой дорогой лучше пройти к Черной пещере? — спросил Дан чабана с посохом.
Тот, не пошевелившись и не сделав малейшего жеста, даже не мигнув, мягко ответил:
— Это для какого человека лучше… Может, для тебя подошла бы и та, что по правую сторону… А ему, — он показал на Виктора, — подошла бы вторая.
Пастух был скуп на слова, неразговорчивый, раскрывался не сразу. Лучия попробовала уточнить: — Дорога по правую сторону длинная?
— Да где… Длинная!.. Это как сказать… Вот смотрите… Отсюда к буку, вон тому, что возле отары, столько же, как и от бука сюда… или скажете, не так?
— Это же и так ясно, словно день… — Ионел попробовал подстроиться под язык чабана.
А чабан, не пошевелившись, даже не видно было, чтобы губы его шевелились, ответил:
— Где там… А бегите-ка вниз к буку и смотрите на часы, за сколько добежите… Потом возвращайтесь назад и снова смотрите на часы, и увидите, за сколько пробежите… Это не одно и то же…, или скажете, что не так?
Ионел, а вместе с ним и остальные черешары, ощутили себя в затруднении. Мудрый был чабан, не пустомеля, как казалось сперва.
— Так оно и есть, как вы говорите, — признал Дан его справедливость.
— А как же!.. Теперь и вы будете знать, почему мы, горцы, определяем дорогу не длиной, а временем…
— И когда мы придем туда, если пойдем направо? — Дан под новой формой вернулся к старому вопросу.
— Если сейчас солнце над горой, то я сказал бы, что до сумерек дойдете до Черной… Если будете идти так, как полагается людям вашего возраста, ясное дело…
— А если пойдем по левую сторону? — спросила Мария.
— Той?.. Так… Если пойдете той дорогой… то до сумерек дойдете к Черной…