Рысюхин! Дюжину шампанского – и в школу не пойдем!
Шрифт:
Вторник и среду провёл в лаборатории, и дела разгребал, и помогал начальнику в его научной работе, причём мне и самому неожиданно стало интересно, что у него получается. К тому же убедился, что польза от работы точно будет: один из методов химического анализа, который считался достаточно точным, оказался… Если говорить дипломатично — далеко не столь надёжным, как казался. Его исключение из экспертной практики уже окупит наши усилия — во всяком случае, на мой взгляд.
Увидев количество исправлений и замечаний на своей работе я чуть было не впал в панику, но дед успокоил.
«Юра, не вибрируй! Если просто стереть его пометки и ничего не меняя через неделю принести снова, как исправленную работу, то „ошибок“
«Не может такого быть! Неужели он не заметит, что работа та же?!»
«Делать ему больше нечего, как учить наизусть ученические работы. Это проверено многими поколениями студентов, особенно если речь касается чистового варианта, его зачастую вообще не читают, только пролистывают и проверяют правильность применения формул и расчёты».
«Ну, слухи такие ходят…»
«Лично видел в работе, которую нам принесли в качестве образца оформления, и до этого приносили уже три года образец студенческой шуточки, который до нас никто не замечал. И у нас только один из группы обратил внимание. Написано было, дословно: „Поскольку это всё равно никто не будет читать, материал для голов выбираем дерево твёрдых пород, желательно — дуб“, а дальше — формула для расчёта нужного параметра, правильная формула».
«Смешно. Но один случай не показатель».
«Коллега по работе видел в работе своего сокурсника похожую сентенцию: „Поскольку всё равно никто это читать не будет, первичную обмотку трансформатора мотаем колючей проволокой для более надёжной фиксации“. Тот внёс её на спор, и спор выиграл — работа прошла. Ещё один предлагал сердечник для трансформатора сделать из ели. А сколько „закладок“ так и остались не обнаруженными?»
«Надеюсь, мне такого не предложишь?»
«Нет, конечно. Просто не брать близко к сердцу правки на первом варианте черновика».
Меня всё это немного успокоило, так что в пятницу, девятнадцатого марта, я поехал домой уже в нормальном настроении и готовности работать дальше, как планировалось. И через две недели я повёз в Могилёв новый вариант диплома, написанный ещё до того, как сдал на проверку первый. Честно говоря, было страшно, до последнего ждал, что куратор возмутится тем, что он делал другие замечания, но… Преподаватель похвалил за оперативность, сказал, что так гораздо лучше и потребовал моего согласия с этим. Потом, как и говорил дед — он нашёл несколько мест, которые потребовал исправить, «потому что иначе нельзя», видите ли. Причём касались они исключительно оформления либо носили характер чистой вкусовщины. Я уже успокоенный пообещал обязательно учесть и исправить, при том, что знал: у меня лежит готовый, осталось только переплести, дипломный проект, где два из отмеченных мест точно такие же, но есть изменения на других листах. То, что несоответствие перечня чертежей указанному ранее никого не смутило — меня уже не удивляло. Пообещав обязательно добавить недостающее (только с одним не угадали, придётся срочно дочерчивать) был отпущен восвояси.
На сей раз я приехал в Буйничи в воскресенье, четвёртого апреля, и заночевал в общежитии — ничего, не облез и не заболел даже, тем более, что служительницы из ведомства Надежды Петровны приготовили комнату к моему приезду ничуть не хуже горничных, и даже ужин горячий принесли. И всё это за совершенно небольшую по моим нынешним меркам доплату. Зато работу на проверку отдал в понедельник утром, а к обеду уже получил вроде как проверенную. Ещё успел заехать на службу к Мурлыкину, первый день работающему на новой должности, поздравить его с уже точно состоявшимся повышением и передать для намеченного на вечер застолья бочонок акавиты на два с половиной десятка литров и десятилитровый бочонок «Рысюхи златоглазой». Подчинённые тестя охотно помогли занести гостинцы в расположение, и только что не облизывались.
Эх, когда уже вернусь в кабину дельталёта? Нет, конечно, можно было бы попробовать и сейчас, но полоса в имении так твёрдым покрытием и не обзавелась, да и укатана была очень уж символически. Так что — или ждать, пока просохнет, или затевать строительство, по срокам так на так выходит.
Но в следующий раз опять пришлось добираться по суше, на сей раз — на фургоне, потому что с Машей, Ромкой и нянькой с детьми. Оставалась всего четыре дня до дня рождения Мурлыкина, ожидающего в мае новые погоны, приказ на которые уже был подписан в столице, но ещё не доехал до Могилёва. И эту неделю я решил провести в городе, готовясь к походу в гости и изображая бурную деятельность по исправлению дипломного проекта. Проект принёс куратору во вторник, двадцатого, и уже вечером мне его дали с разрешением нести в переплётную мастерскую, мол, замечаний у него больше нет, а в обед двадцать первого я сдал всё это хозяйство в рабочую комиссию по приёмке проектов. Причём был из всей группы первым, как ни странно.
Жили мы эти четыре дня у себя в доме, я и работал, и ночевал в кабинете, благо, диван там поставили новый, которые раскладывался в полноценную кровать, а прежний — язык не поворачивается назвать его старым — отдал в полицейский участок, тот самый, на основе которого местная служба извоза по вызову работала. А то у них там стоял такой жуткий топчан… А, главное, изношенный как бы не сильнее, чем перевозка для заключённых в Смолевичах. Маша с Ромкой заняли бывшую супружескую спальню, нянька — гостевую. А тёща просто приходила ежедневно, посидеть с внуком.
Подарили мы Василию Васильевичу то, что давно хотели, а сейчас вот рискнули: кабинетный столик для телефона и письменного прибора, стилизованный под когтеточку. Точнее, его ножка таковой и являлась, будучи обёрнута шнуром из конопли. А к нему — подушку в виде большого пузатого кота с генеральскими погонами. Подарили — и поняли, что зря. Зря так долго тянули и сомневались — тесть хохотал в голос добрых минут десять и заявил, что обязательно поставит в своём рабочем кабинете столик, а кота будет сажать на стол в своё отсутствие, чтобы принимал посетителей. Да и в целом — хорошо посидели, даже тёща, наконец, успокоилась. Во всяком случае, поползновений пригласить Машу пожить у неё денёк-другой не делала.
Ну, а потом было самое скучное дело — ждать дня защиты. Ждать сидя на месте я, понятное дело, не стал — отвёз своих обратно в имение, готовиться к поездке в столицу, а сам за день до назначенной защиты вернулся в Могилёв на своём дельталёте, открыв тем самым очередной лётный сезон. Нет, всё же нравится мне добираться из имения в Могилёв за полтора часа, а не за пять или даже семь, как на моих авто!
Глава 14
Разумеется, между визитами в академию я не проводил время так, как помещики в смешных романах, где они целыми днями сидят на веранде в халатах и пьют «кофий». И дело даже не в том, что в марте-апреле в халате на веранде отморозишь себе всё, что можно и нельзя, включая интерес к семейной жизни, а от такого количества кофе сердце через горло вылезет — посмотреть на придурка хозяина. Ну, заодно и прощения попросить, мол, извини, что я без стука. Просто дел хватало, даже более чем.