Рыжик
Шрифт:
Ребёнок пропал!!!
"Миклуха! МалЕнька! Отзовись, ну пожалуйста!" - уже начала паниковать Люда, когда каким-то самым дальним краешком сознания уловила тихое всхлипывание - горькое и безнадёжное:
"Ыф... ыф... ы-ы-ы..."
"Мацё-о-онька!..
– волна тревоги откатилась от сердца, и тут же вернулась щемящей жалостью: - Ма-а-аленький мой... Ну что ты?.. Ну не плачь... Тебя кто-то обидел?"
"Юлька... ыф... ыф... зла-ая!"
"Почему? Она не злая, она хорошая..."
"Зла-а-ая... Плохая! Плохая!.. Я ви-идела-а-а!"
"Что
– до Люды дошло, что ребёнок всё это время наблюдал в её сознании полнометражный фильм ужасов на тему изгнания демонов.
– Не плачь, нет... она не хотела... Она ничего тебе не сделает, не бойся... Да я не позволю!"
"Прафда?
– прозвучало с робкой надеждой и... словно лохматый тёплый щенок доверчиво прильнул к рукам.
– Ты меня не отдас этим страфным дядькам?"
Такого Люда уже стерпеть не могла.
"НИ-ЗА-ЧТО!" - решительно объявила она и повернулась к Юльке, обалдело наблюдавшей её немой диалог: - Прекрати! Пугать! Ребёнка!
– К'какого ребёнка?..
– хрипло выдавила та и начала настороженно приподыматься.
– Ты что?!!
– Ну, не ребёнка... Какая разница! Он тебя боится...
– Бои-и-ится?..
– выразительно протянула Юлька, пятясь к двери.
– Люсюньчик, ты только не волнуйся. Я ненадолго... Я сейчас приду... Мы что-нибудь придумаем...
Вот тогда Люда разозлилась. А когда она злилась, то запросто могла "убить-зарезать" любого... И масштабы резни её не смущали.
– Куда намылилась?
– мрачно поинтересовалась она, сдвинув для убедительности на бок челюсть.
– Я... тут... На минуточку...
– замялась подруга, но Люда пресекла её метания на корню.
– Даже не думай...
– медленно проговорила она чужим загробным голосом и уставилась отрешённым взглядом куда-то мимо подруги. Юлька замерла у двери. Только широко распахнутые глаза слегка подёргивались от лихорадочной работы мысли. Люде стало даже немного стыдно.
– ...Никто не должен узнать. Ни одна живая душа... Собаки... Они почуяли меня. Они могли привести хозяина. Их пришлось убрать...
– как бы сама себе продолжала бубнить Люда.
– Олежка... Он что-то подозревает, он опасен, он может привести других...
– и она перевела тяжелый, как приговор суда, взгляд на побледневшую Юлечку.
– Не... не... не... Он ничего не знает!
– пискнула та.
– Пока не знает, - пригвоздила, словно крышку гроба, Люда.
– Он догадается, он расскажет другим... Их тоже придётся убрать... Потом тех, кому рассказали они... И других, которые успели узнать дальше... Жаль, вы не умеете хранить тайны. Вас всех придётся убрать... И останешься ты одна. И выйдешь тогда, и глянешь на опустевшую Землю, и взовёшь к людям... Но одинок будет твой призыв... Ибо будет он - глас вопиющего в пустыне... И только на небе огненными буквами будет светиться надпись...
– Люда драматически возвысила голос, сделала эффектную паузу и, выразительно глядя на Юльку, повертела пальцем у виска: - НЕ НАДО
Юлечка, так же глядя на Люду застывшими в ужасе глазами, пошатнулась, опёрлась о стенку и медленно по ней сползла.
– Юль! Юль! Ты шо?!
– забеспокоилась Люда, хватая подругу за руку.
– Кажись перебор...
"Нада доктара!
– авторитетно поддакнула Миклуха.
– Нада лецить!"
– Ты ещё - умница! Лечить она будет, видите ли...
– вызверилась Люда.
– Из-за тебя, между прочим, человеку плохо!
"Плохо... Не хоцю - плохо... За-а-алко!" - тут же захныкала сердобольная Миклуха.
– Да! Жалко!
– подтвердила Люда.
– Так что замкнийсе [прим.
– "заткнись"] пока...
– И она присела рядом с подругой, на лицо которой потихоньку возвращался румянец.
– Юль, прости, я пошутила. Никто никому ничего не собирался...
– Ну ты и ду-у-ура...
– вернулся к той дар речи.
– Ну, дура, - тяжко вздохнула Люда.
– И я дура...
– печально констатировала Юленька.
"И я - дура!
– обрадовалась Миклуха.
– И я хоцю!"
Люда от неожиданности неприлично хрюкнула.
– Ты чего?
– не поняла Юлька.
– Она... хм... тоже хочет с нами... за компанию.
– Компанию?!
– кто "она" Юлька уже не переспрашивала.
– Ага! Ну, я - дура, ты - дура и она... туда же...
– давясь словами, выговорила Люда.
Юлька недоверчиво глянула на неё, но от этого взгляда Люду скорчило окончательно и это оказалось заразным. Через минуту они обе изнемогали со смеху, сидя на корточках под дверью.
– ...за компанию!!! Ой, не могу!..
И только Миклуха, чувствуя в их веселье подвох, возмущенно требовала справедливости: "Хоцю как вы! Хоцю - дура!" А Люда, едва переведя дух и начав приподыматься, снова падала и хваталась за что попало:
– Ну мы и ду-у-уры!...
Надо ли говорить, что закончился день колыбельной? Ой, не надо... Потому что этот вой соседи запомнят надолго. Люда росла в семье одна, своих колыбельных не помнила, чужих нажить не успела. Но "Спят усталые игрушки...", робко предложенное Юлькой, отвергла с негодованием. Что за формализм! Кто сказал, что для "замучивания" детей до состояния утери сознания нужны всякие "глазки закрывай, баю-бай"? Главное - принцип! Длинно, нудно, бескомпромиссно...
"Чёрный во-о-о-о-орон, чёрный вора-а-а-а-ан,
Что ты вьё-о-о-о-ошься надо мно-о-О-О-О-ОЙ?
Ты добычи-и-и-и-и не дождёшься-а-а-а-а,
Чёрный во-о-о-о-орон, я не тво-о-О-О-О-ОЙ.
Ты добычи-и-и-и-и-и-и-и..."
Миклуха всё подвякивала - то подпевала, то прямо поперёк песни начинала трындеть о чем-то своём, - но и она на третьем куплете оставила попытки вмешаться в процесс и притаилась где-то на задворках сознания. Заглянувших на "шо за дурдом" девчонок, выпроводила Юлька. Потом вернулась, потынялась по комнате и, наконец, присела на кровати.