Рыжий, честный, влюбленный
Шрифт:
Вдруг замолчал Максимилиан и глянул на своего пленника подозрительно:
– А не зря я с тобой так откровенно-то? Может, все ты врешь? А ну, дай-ка мне рифму на слово ОШЕЙНИК!
Не задумываясь, Людвиг выдал ответ:
– МОШЕННИК!
– Ха!.. Лихо... Но это легко тебе... в любую лужу глянул – и там мошенник отразится! А вот словечко потрудней: «ОЗЕРО»... Ну-ка? «Озеро» – раз...»озеро» – два... «озеро» – два с половиной...
Со стороны даже нельзя было предположить, как много зависело сейчас в судьбе нашего героя от стихоплетских его способностей...
– «ЗАМОРОЗИЛО»! – победно выкрикнул пленник.
С неподдельным уважением Максимилиан
– Ну раз ты такой спец, – решил старый Макс, – спою я тебе мою первенькую и пока единственную... Этой ночью я к ней еще два куплета навыл. Значит, так...
Он взял гитару, на которой только два аккорда знал и дребезжащим голосом начал:
Не больно-то весело цепью греметь -Спросите у пса у любого!Но будешь греметь, коли хочешь иметьК обеду остатки жаркого...Не очень-то сладко зависеть весь векОт кожаной плетки свистящей...Но вспомнит Хозяин, что он – человек,И косточки выдаст послаще...Тут ему пояснение понадобилось:
– Если честно, то плетку и цепь я выдумал, чтоб жалостней было. Ты не думай, плеткой у нас не машут зря... да и цепь – это редкий случай...
Людвиг попросил не объяснять ничего, а петь и петь – и так все ясно! Автор куплетов зачерпнул из этих его слов поддержку моральную, и песенка продолжалась:
Я не из кошачьей породы подлизИ кормят меня не напрасно:Я сторож, я кур охраняю от лис,И курам со мной безопасно!Не раз я трепал воровской рыжий мех!И плутам бывало несладко...Воспитывать яйца могли без помехПеструшки мои и Хохлатки...– Тебе, милок, не очень обидно слушать такие вещи? – опять перебил сам себя Максимилиан.
– Совсем почему-то не обидно...
– Брось: немножко-то задевает! На нервишки свои не жалуешься? А то у меня еще девятнадцать куплетов на эту тему... Петь?
– А что? Спешить некуда... дождик не каплет... пойте на здоровье!
– Ну спасибо, коли так... Давай я ошейничек тебе ослаблю... чтоб не так строго душил...
В эти минуты Папа Ларсон сидел, мрачно уставившись в пасьянс, который никак не желал сойтись. Мама Лора металась из угла в угол, будто в клетке, она себе места не находила...
– Нет, ты только представь себе: вдруг он затеял разоблачать Гиену Берту? Выяснить, где у нее совесть? Тогда он валяется где-то с прокушенным горлом!
– Ну зачем, зачем такие страсти-мордасти? – отвечал Папа с наигранной беспечностью... Берта знает, что за малышом стою я... Нет, она не посмеет. А на рассвете мы объявим общелесной розыск...
– Доживу ли я до рассвета? Каждую минуту он может погибнуть... с этой своей беззащитной честностью! За что мне такая пытка? А тут еще Лабан – ну почему именно сегодня он отправился на эту опасную операцию?! Зачем ты позволил?
– Ну приспичило
– Ну что ты опять селявикаешь? Что это значит?! С таким же успехом ты мог бы куковать! Или блеять! Или мяукать!
– Лора! – Папа грохнул кулаком по столу так, что взлетели карты. – Ты не трогай уроки старого Барса... это – святое!
Мама криво усмехнулась и ответом его не удостоила.
– Вот из-за тебя пропал валет... Где бубновый валет, я спрашиваю? А-а, вот он... Это – Людвиг, я ж на него загадал... И что любопытно – нет, ты глянь, – при любом раскладе за ним увязывается эта дама... У них какие-то хлопоты... потом разлука... потом опять его дорога к ней... потом он поблизости от нее, но – странно! – в казенном доме почему-то...
– Людвиг – ребенок! Не прикрывайся им, не впутывай его, если даже в такую ночь на уме у тебя – дамы!..
Хищный зеленый огонь, ничего хорошего не обещающий, зажегся в маминых зрачках. Она смахнула со стола все карты. Папа догадался, что лучше не спорить сейчас – опасно. Кротко опустившись на колени, он ползал и подбирал карты с пола, утешая себя все той же французской присказкой – еле слышно, впрочем...
Глава 14.
Отрицательного мнения не надо
В первый и, может быть, в последний раз имел старый Максимилиан такого благодарного, чуткого слушателя! Куплеты продолжались:
– Бывал я отважен и неутомим,Расходовал буйно силенку...В грозу, помню, гнался за Лисом одним -Ему не забыть эту гонку!..Видишь – и папашку твоего вставил! Ну, а в конце у меня идет самое главное. Самое такое, от чего хотелось выть:
– А нынче мой хвост безутешно повис,И сам я печально измаян:– Ты, брат, постарел для охоты на лис, -Сказал в понедельник Хозяин...Так и было на самом деле. В понедельник тобой еще и не пахло, между прочим, а он уже высказался... Оттого, наверно, что глаза у меня слезятся. Так, без причины...слезятся, и все. Ладно! Ты скажи, как стишки-то?
– Честно?
– Да уж, попрошу без этих ваших лисьих штучек. Со всей откровенностью! Только вот что: отрицательное мнение меня не интересует, учти! Не надо его мне. Ну на кой черт? И там, понимаешь, жизнь собачья, а ты еще последнюю радость отнимешь...
– И не думаю отнимать! Но если я скажу, что здорово, – вы подумаете: подлизывается...
– Нет, на похвалу я не обижусь, отчего же... Хотя вообще-то правда твоя: чепуха получается. Держать пленника за горло, чтоб он сказал искреннее, откровенное положительное мнение о твоих стихах! Тем более – на такую острую для него тему... Нет, нам бы с тобой иначе потолковать... в свободной обстановочке...
– Мне прийти в другой раз? Я могу.
– Только попробуй!
Тут он резко обернулся на чей-то писк и увидел целую цыплячью депутацию во главе с Туттой Карлсон.
– А вам что тут надо? Послушать? Так я вам спою, не жалко... только погодя. Или это проверка – как я гостя вашего принимаю? Как положено! Вот он, мошенник... а вот он, ошейник! Так что справляюсь пока...