Рыжий и черный
Шрифт:
Грег старательно проглотил все, что просилось на язык. И правда, его выдержка стала лучше — он смог промолчать, лишь поблагодарил, убирая конверт во внутренний карман пиджака и уточняя самое главное:
— Вы не сказали стоимость лекарства. Сколько я вам должен за него?
Аранда дернул плечом и решительно сказал:
— Абсолютно бесплатно — пока идет его клиническая апробация. И не переживайте — свободно обращайтесь за лекарством, для вас оно всегда будет. Я ваш должник… За Золу… За лоа… За открытые глаза на происходящее
Грег, забирая небольшую коробку с лекарством, кивнул в сторону двери — ничего говорить о раскрытых глазах не хотелось, Аранда сам мог заметить все, что происходило вокруг него, было бы желание задуматься:
— Простите, я пойду…
— Да-да, конечно… Я волнуюсь — лера Элизабет три дня без лекарства… Простите, что раньше не получилось…
Грег качнул головой своим мыслям — точно, нера Зола мужу ничего не сказала. И Аранда, зная, что есть четыре порции лекарства у жены, промолчал. Все же он точно не совсем здоров. Грег поспешил прочь — находиться рядом с Арандой было тяжело. Слишком многое хотелось высказать в лицо.
Как бы Грег ни волновался за Лиз, сперва он все же заглянул в ближайший храм — прямо на университетской территории. Где, как не в оплоте свободомыслия, коим был Университет, искать аномалии в вопросах веры? Оказалось, что в Аквилите нет никакой аномалии. Процент отказа от святого треугольника был в пределах нормы показателей для пограничных территорий, где сталкиваются религии, процент атеистов стремился к нулю. Во всяком случае настоятель храма не смог вспомнить ни одного случая отказа от веры как таковой за последние лет десять.
***
Брендон вышел из госпиталя и медленно направился в сторону инквизиции. Ему стоило решить главный вопрос, на который он так и не нашел ответа: что ему важнее — честь мундира… Ладно, уговорили, сутаны или справедливость? Сутану он не ценил… Зато понимал, какая бомба взорвется, если он расскажет Эвану или Броку о своих выводах.
День шел к своему завершению. Дул теплый ветер, спешили мимо люди, старательно огибая Брендона — он привык к одиночеству в толпе, даже удобно: нет опасности столкнуться с кем-то, когда погружен в свои думы полностью, как сейчас.
Слишком много атеистов вокруг завода нера Чандлера. Может, это не атеисты вовсе?
Жена Сайкса. Или его любовница? Впрочем, это неважно. Разрушенный святой треугольник и развеянная душа. Кому она проболталась об амулетах? Или это не связано с этим…
Нера Верн, работавшая в ночную смену и давшая показания о подделке амулетов. Разрушенный треугольник и развеянная душа.
Отис, тоже давший показания об амулетах под ментальным давлением Марка. Делает ли это Марка убийцей? Или нет. Он же не знал. Но одно точно — у Отиса тоже был разрушен треугольник: сегодня, когда как вчера он явно был. Марк плох, но не до такой же степени!
Кер Мактир — кому он мог рассказать об амулетах? Стоит ли искать этого человека или нет… Мактир был с почти
Кера Уоллис. Где потерялась её душа? И где душа мальчишки Форда?
Брендон вздохнул — кажется, стоит сделать вылазку в Поля памяти, но сперва надо решить, кому быть преданным: закону или храму?
Действовать самому, спасая кер из госпиталя: на них еще лежали священные треугольники — ровно до того момента, как они решат дать показания полиции или когда констебли надавят на них, как случилось с Отисом. Но тогда последствия для мира страшно представить: храм откровенно влез в мирские дела и как влез! Уничтожая души, которые он должен хранить.
Действовать вместе с Марком, спасая храм? А стоит ли спасать такой храм?! И какой огромный массив информации… Мыслей… Воспоминаний придется Марку вычищать. Выдержит ли он?
Эван не поймет, если и это дело уплывет к инквизиции. Только решать надо быстро — пока еще на кого-то не надавили и не развеяли душу.
Брендон замер на крыльце инквизиции, сжимая в руках антиментальный амулет. Вопрос, впрочем, на самом деле его волновал один: стоит ли Марку знать, что он своим вмешательством убил Отиса?
Глава 56 День шестой. Каутельянцы
Грег вошел в номер и замер на пороге, закрывая дверь и опираясь спиной на неё для верности. Все, что он мог сказать, разглядывая собранные три саквояжа, два чемодана, несколько портпледов и явно усталую, но уже готовую к выходу Лиз, сидящую в кресле, так это сакраментальное:
— Брок. Мюрай. Я помню. — Он до сих пор не мог привыкнуть, что Лиз не нежный цветок, что она, даже умирая, будет действовать.
Лиззи в прогулочном платье встала и подошла к Грегу, целуя его в щеку:
— Ты так говоришь, словно это что-то плохое…
Грег аккуратно поставил коробку с лекарством на стол и вздохнул:
— И все же не стоило так напрягаться — я мог сам приехать и собрать вещи. — он притянул Лиз за талию и прижал к себе, унимая страх в своем сердце — её волнения не должны коснуться, ей и так трудно из-за болезни. — Я умею собирать вещи. Это несложно.
— Именно, — подтвердила Лиз. — Это несложно. И Брок со своими тренировками тут не при чем. Хотя не будь Брока, я была бы другой и вряд ли тебе понравилась.
Он горько сказал:
— Лиззи, не говори так. Я полюбил бы тебя любую, если бы нам было суждено встретиться.
Она легонько поцеловала его в губы:
— Лгунишка… Я была трусихой и ни за что бы не спустилась в катакомбы, не говоря уже о том, что у нас не было бы ни единого шанса встретиться. — Она оглядела собранные вещи и еле слышно призналась, щекой прижимаясь к груди Грега и вслушиваясь в его мерно бьющееся сердце: — Я уже устала от гостиницы — хочется домой. Туда, что станет домом.