Рыжий и черный
Шрифт:
Вилли еле плелся, таща за собой по земле тяжелый ранец. Усталый, потный, взъерошенный, что воробей. Голые коленки, торчащие из школьных шорт, покраснели на холоде, ботинки были надеты на босу ногу. Под глазом Вилли назревал синяк.
Вилли выглядел точь-в-точь, как чувствовал себя Брок — он полдня провел в разъездах, собирая нежите-амулеты и документацию к ним. Молодой интендант, сопровождавший Брока в поездке, ничем особо не помогал — он бледнел, краснел и ничего не знал: закупку нежите-амулетов совершал его предшественник нер Хокинс, уволившийся аккурат на день Явления. Вся документация по закупкам, вот же гадство, была проведена уже через Тальму — сейчас у Брока руки были коротки добраться до возможных участников аферы: Аквилита
Несчастный глубоко в душе Брок заступил такому же горемычному мальчишке дорогу — тот смотрел себе под ноги и отчаянно шмыгал носом.
— Недобрый день, Вилли?
Тот замер, поднимая тяжелый, очень грустный взгляд на Брока — и Брок его понимал от и до:
— Чаво? До дома я и сам дойду… Не потеряюсь.
Брок приветливо протянул руку:
— Давай, помогу с ранцем. Тяжелый поди.
— Я экайе на ферме работаю! — взвился обиженный недоверием к его самостоятельности мальчишка, явно из семьи беженцев из Вернии — только там шакеров или открывальщиков устриц называли именно так. Он обошел Брока и медленно поплелся дальше. — Я сильный.
Брок не выдержал — выругался себе под нос: работа шакеров начиналась в четыре утра, и сил на открытие устриц требовалось немало. И, несмотря на все запреты, в шакеры до сих пор принимали с четырех лет.
— Тем более давай помогу.
Вилли шмыгнул носом, настороженно всматриваясь в Брока — тот явно не вызвал в нем доверия или даже мало-мальской симпатии: слишком разнаряженный, в белоснежных перчатках, в парадном мундире с боевыми наградами, в новой, распахнутой на груди шинели, в высоких, начищенных до блеска сапогах — и ведь не поверит Вилли, что когда-то, лет двадцать пять назад, Брок выглядел почти так же, как он — семья Мюрай была не из зажиточных, отец, отказавшись от титула, лишился любой поддержки рода, и первое время, пока мать Брока болела, с деньгами было туго, более чем. Только Броку в школе приходило еще хуже, чем Вилли — он вдобавок был рыжим. Рыжих нигде не любили. Приходилось доказывать кулаками, что поговорка «рыжий-бесстыжий!» не про него.
Мальчишка все же выдавил из себя:
— Лучше скажите нериссе, что экайе быть круче, чем ходить в школу. За школу надо платить, а экайе — наоборот, платят!
Брок замер, поймал за плечо, останавливая и Вилли, присел перед мелким, фута четыре в высоту, мальчишкой, заглядывая в глаза — причину многих горестей Вилли он понимал:
— И про чулки сказать?
Вилли тут же улыбнулся щербатым ртом — передних зубов у него еще не было: молочные выпали, а коренные еще не выросли:
— И про них скажите! Парни не носят чулков!
— Чулок, — поправил его Брок, заставляя Вилли снова грозно выпрямляться:
— Какая разница — чулков, чулок… Я морозов не боюсь. Я вообще скоро себе штаны смогу позволить! — всю серьезность сцены испортили шорты, попытавшиеся свалиться с впалого живота — Вилли пришлось их ловить и поправлять.
— В школе брюки разрешены с восьми лет. — напомнил Брок, рукой проходясь
Вилли снова хлюпнул носом, и Брок заодно и насморк пролечил — пара часов и он прекратится.
— Вы только про школу скажите ей! Твердо скажите, что я больше туда ни ногой!
Брок, игнорируя обходящую их со всех сторон толпу школяров, мягко сказал:
— Если закончишь хотя бы начальную школу, то зарабатывать сможешь в два-три раза больше, чем шакером. Сможешь обучиться профессии, сможешь стать уважаемым человеком. — Он выпрямился, закинул на плечо себе ранец, взял Вилли за мелкую, утонувшую в его пальцах ладошку — он и забыл, отправив племянника с кузиной в Ондур, какими маленькими бывают руки у детей. За спиной Вилли раздались свист да перешептывания, что мелкая дурь все же допрыгалась до каталажки. Брок, даже не оглядываясь, эфиром заткнул им рты. — Пойдем, нерисса Идо будет волноваться.
— Ха… Скажешь тоже… — Брок нахмурился, но Вилли продолжил свою мысль — думал он совсем не о волнении Идо. — А жрать чё мы будем с нериссой эти три года? Неее, че не говори, работа всяко важнее.
Брок пробурчал, злясь на самого себя и окружающий мир:
— А жрать, как ты сказал, вообще не детская проблема. Это трудности взрослых. И я обещаю, жрать… Тьфу, есть тебе все годы обучения будет что. Я и город позаботимся об этом.
Вилли совсем не по-детски просмотрел на него и ничего не сказал. Брок понял, что таких, как он доброхотов, обещающих помощь, в жизни Вилли было слишком много, и все до него не сдержали слова. Потому Вилли и боится за нериссу Идо.
— Вилли… — Брок вышел на улицу со школьного двора.
— Ась?
— Давай-ка найдем тут галантерею…
— Чего? — не понял мальчишка.
Брок вздохнул и поправился:
— Лавку старьевщика найдем и купим тебе гольфы.
Ладошка в руке Брока напряглась и попыталась вырваться. Не тут-то было — Брок натренировался на задержанных.
— Да иди ты со своей помощью, — снова взвился мальчишка — улица приучила его, что бесплатная помощь всегда опасна. Брок серьезно посмотрел на него в попытке успокоить:
— Я их для нериссы Идо куплю. Думаешь, она тебе позволит гулять без чулок? А так аргумент будет. Весомый. Шерстяной. Кстати, ты не знаешь, какие цветы любит нерисса Идо?
Вилли, быстро поняв, что интерес Брока направлен совсем не на него, успокоился и мрачно пробормотал:
— Съедобные.
Брок понятливо кивнул:
— Тогда розы. — Поймав недоуменный взгляд Вилли, не знакомого с высокой кухней, он пояснил: — Из них варенье варят.
Уточнять, что то приторно сладкое и постоянно приходится выплевывать лепестки, Брок не стал — вряд ли нерисса Идо действительно пустит розы на варенье. Ему до сих пор было стыдно за свою утреннюю ошибку — принял Идо за наставницу элитных воровок, обносивших новомодные торговые дома только так: свободные женские юбки позволяли прятать под ними что угодно, а вот нравы общества и законы полиции не позволяли заглядывать для проверок под эти самые юбки нерисс. В Аквилите, особенно в сезон карнавалов, целые банды действовали, состоявшие из красивых, респектабельно выглядевших девиц.
Вилли, снова уверенно шагая рядом, веско сказал:
— Даже не думай подбивать клинья к нериссе без свадьбы. У меня нож есть. Пожалеешь, что обеще… Объече… Обисче…
Брок пришел ему на помощь:
— Намерения у меня к нериссе Идо что ни на есть самые честные, клянусь. Так что та ржавая железяка, что торчит у тебя из ботинка, тебе не пригодится. Ей даже курицу не зарежешь.
— Много ты знаешь, — пробурчал мальчишка. — Ты слишком гладенький и сытый для нашего квартала. Ты как с коробки печенья — слишком правильный. Ты ничего не знаешь о нас и нашей жизни.