С философией о жизни
Шрифт:
Теперь он панцирем их стал.
Что будет дальше?
Как понять
И можно ли тот вый содрать?
Освободиться, а потом,
Возможно, и сбежать?
Надежды в сердце Жоломана
Чуть теплились, росли,
И к юрте матери несли…
Но знает кто,
Что приготовила судьба,
И какова
Жестокость лютого врага?
30
Жуань-жуаны
На пленников, смеясь, взирали,
Надежды их, ровно, читали.
И не закончен
Пока свобода есть в движении,
Пока владеют те руками
И богом данными – ногами…
31
А Жоломан заволновался,
Душой своею – испугался…
Он понял вдруг, надежды тщетны.
Несут колодки их враги.
Свобода ж – только миражи…
И вот продолжен ритуал,
И с ним лишилось воли тело,
Да и кому – какое дело?
32
Жуань-жуаны,
Пленников несчастных
В колодки шейные искусно
Заключив,
Подняли всех стреноженных
Найманов
И в сарозеки унесли.
От стойбища подальше своего,
Чтоб крики дикие
И вопли обречённых
Лишь там, вдали,
Терзали тишину…
И не мешали жить здесь
Никому.
33
Теперь пытать найманов будет там
Сама природа,
И Зло само обрушится с небес,
И муками одарит юность.
И сколько им терпеть,
То нам не счесть.
Ужели ж провидение оставит,
Не взглянет и не навестит,
Забыв о благости прощения,
И о пределах искупления…
34
А Солнца лютая жара,
Разделит казнь без сожаления…
И тогда
Дух верблюдицы младой
Отнимет ум, и память их
Возьмёт с собою,
И унесёт в миры иные,
Нам не известные, чужие…
35
Очерчен круг.
Пройдёт неделя адских мук.
И за оставшимся в живых
Придёт жуань-жуанец,
И если есть живой, не труп –
Его он отогреет,
И выходить сумеет.
Он призовёт искусство тёмных сил -
Пусть этот свет уж пленнику не мил,
Но жить заставит подлый враг,
И проведёт сквозь время и врата,
Пусть кто-то скажет: –
Это чудеса… -
36
Вот первый день
Лежит тот Жоломан,
Средь земляков своих – найман.
И руки затекли, и ноги,
На солнце быстро сохнет вый,
Врезается своею мертвой хваткой,
Капканом голову сжимает,
Чужая плоть, та жалости не знает…
37
А губы трескаются в кровь –
И в ранах те, как были, вновь.
И просят капельку воды
У солнца и самой земли…
Но в сарозеках суховей
Гуляет в полдень, глянь,
Проверь…
38
Никто
И не мечтай, и не проси
Даже богов,
И их земли…
Быть может, небо снизойдёт,
И тучею с водой придёт?
Но как же боги далеки,
Не слышат вопля их души…
39
И пытки дни текут
В пустыне,
И в полдень адская жара -
Она одна -
Мираж с водою принесла.
А кругом
Всё так же жаждет,
Как и он.
И хочет пить
Пожухлая трава,
Колючками она вся обросла.
А камень
Лопнуть от жары готов,
Горячий он,
Совсем, совсем иссох.
Песок сверкает и слегка шуршит.
Под ветром с пылью он
Куда спешит?
40
Кто пытку изобрёл такую,
Жестокую, безумную, лихую?
Здесь жизнь и смерть
Сошлись на грани…
Друг другу
Заглянув в глаза…
Кто заберёт ту плоть,
Пока живую,
И выдержит ли это всё
ДУША?
41
И Жоломан там корчится,
И стонет,
А молодость сражается
За жизнь.
Узнай свои возможности,
Дивись…
Боль подступает отовсюду.
На теле нет и островка,
Чтоб не кричал -
Спаси меня…
42
Сознание мечется в испуге,
В предчувствии болит душа:
– Когда же, боже мой,
Когда покину тело
Навсегда?-
За что терплю подобный
Ад?
И не ослеп,
Скользит мой взгляд,
Один гуляет в сарозеки…
Спешит за горизонт, бежит,
И видит мир, и он не мой…
Иной.
Но боги…
43
И вспоминает он
Найманов,
И мать с отцом, у юрты – конь,
И луноликую соседку,
Что дарит взглядами весной…
Любви лишь распустились почки,
Лишь показался сам цветок,
И обрубили тот росток…
Он тоже где-то засыхает,
Он гибнет в муках, увядает.
Должно быть, больно и ему.
Не повернуть уж вспять
Судьбу…
44
И Желоман освободился,
Любви росток его покинул,
Засох, бесшумно отлетел,
И в муки моря погрузился…
Он мысленно простился с ним,
И никого уж не любил,
Лишь боль и ненависть одна,
Пока в груди ещё жила.
Возненавидел он весь свет,
И ночь, и день, и даже тень,
К богам проклятия шлёт свои,
И в криках ищет облегчения,
И барса дикого зовёт…
45
Чтоб он упился его кровью,
Избавил от жестоких мук.