С философией о жизни
Шрифт:
И она слезами умылась…
И с тенями предков бродила,
И гнала от себя страхи прочь.
Ей бояться больше невмочь.
51
А хозяин – жуань-жуанец,
Всё узнал и избил Манкурта.
И вложил в его руки лук,
Как ничтожный и старый сук.
Засмеялся и сказал: -
Руки помнят стрелу?
Ведь так!
Зло сверкнув под конец
Глазами,
Приказал уничтожить
Сердце…
52
И сказал он ему –
– Не убьёшь, так отпарит
Шири,
Эта женщина здесь затем,
Чтоб содрать с тебя
Твою шапку…
И убить, как паршивую шавку.
Будет больно снова тебе,
Не избавить тебя даже мне.
Будешь хуже раба тогда жить,
И один по степи
Днём бродить…
Ночью мучиться будешь и выть,
На Луну, словно зверь,
Голосить.-
53
Жоломан побледнел, почернел,
Задрожал,
Словно тоненький прутик
Он стал,
И пригнулся в испуге к земле,
Ровно будто к последней
Родне –
" неужели опять это мне?
Темнота, пустота
И Луна, пошатнувшись,
Падёт на меня?"
54
Жоломан
Крепко в руках стрелы
Зажал,
А в висках всё приказ стучал: -
Поразить, поразить её сердце.
Наказать и прогнать навсегда,
Чтоб не видеть её никогда….
Он хороший, умелый стрелок.
Не забыли руки урок.-
55
Что он чувствовал?
Думал о чём?
Мы его никогда не поймём?
И была ли в душе его грусть.
Иль тревога какая жила,
И дорога куда-то вела?
Но в душе у него
ПУСТОТА.
Колотилось лишь сердце
ПОКА.
56
Кровь молчала,
Лениво текла,
Говорила с собой: – я жива.-
И плыла в голове Луна,
И туманом ложилась во снах,
И твердила: -
Одна я, одна. –
А на утро залёг он в кустах,
И в глазах его был
Только страх…
57
На заре, в лучезарном свете,
Словно выпущенная стрела,
Принеслась Акмая снова
К тем стадам, что дремали сутра.
По степи, то тут, то там
Луч скользил по верблюжьим спинам
И будил от ночного сна,
Говорил: – я пришёл, пора.-
И звала Найман-Ан у порога
Заблудившегося
СЫНА…
И в тревоге надежда жила :–
Он придёт, он увидит меня. –
58
Но залёг он с ночи в кустах,
Притаился, как истинный враг.
Как охотник, он жертву здесь ждал,
И иного он здесь не желал.
Вот она, его жертва пришла,
На верблюдице белой сидит,
И зовёт
59
Жоломан
Натянул тетиву у лука –
Так привычно, тихо,
Без звука,
И не дрогнула рука,
И молчала его душа?
И пропела стрела в ушах,
И пронзила её
Не звуком…
И рванула боль её грудь,
Встрепенулась в испуге Акмая,
Только вот Найман – Аны
Взгляд
Всё блуждал и искал
Жоломана…
60
– Жоломан, мой сынок,
Прощай… -
Найман – Ана на землю скатилась
И полынь её приняла,
Только сердце её не билось –
То был смертельный его удар,
Неизбежный, жестокий дар,
Как учил его воин – найман…
И кровью сердце её залилось…
Но напрасно к жизни стремилось,
И кричала её душа: -
Жоломан ,
Я – мама твоя…-
А кругом лишь одна
ТИШИНА…
61
Тишина обняла сарозеки,
Наклонили головки цветы
И росой,
Как слезою умылись
Маки красные в той степи.
А рука Найман -Аны сняла
Белоснежный платок из шёлка,
И взлетел он птицею вверх,
И кричал, и кричал одно имя…
В небе птицею стал платок
С белоснежным крылом
Под солнцем,
Словно ветер носил и кружил,
Поднимал высоко, высоко…
Эту птицу, а может – платок?
62
Чудо – птица летала, кричала,
Над верблюжьим стадом металась…
И твердила имя одно,
И разыскивала, но кого?
И с тех пор, чуть займётся заря,
На земле той, который век,
Нет покоя от этой птицы.
Тишину разрывает крик,
Как в последний, прощальный, миг.
63
– Твой отец Доненбай, Доненбай, -
Всё твердила чудная птица.
Эту птицу слышат в ночи,
В сарозеках зовут Доненбай
Место смерти той Найман-Аны
В сарозеках зовут АНА-БЕЙИТ,
И почётнее нет пантеона
Тех киргизских далёких степей.
Там хоронят отважных героев,
Заслуживших почёт и покой,
Мудрецов там хоронят
И просто –
С замечательным сердцем людей
64
А вот племя жуань-жуан,
Неизвестно откуда придя,
Также, временем в наказанье,
Было стёрто в никуда.
И сбылось проклятье людское
На народ тот – жуань-жуан,
Поглотила его Эдиль
В свой безбрежный, немой океан…
И зима помогла, постаралась –
Заморозила воды, сковала,
Запорошила все берега.