С катышками и без

Услышала, что один писатель,

когда почувствовал, что знает, как завернуть рассказ, прямо из продуктового магазина рванул домой к клавиатуре и ушёл в текст часа на три. Потом вспомнил, что его собака так и осталась привязанной возле магазина, в ошейнике и наморднике. Даже не так: не то чтобы он вдруг посреди писания вспомнил о ней, а она сама как-то смогла выбраться из ошейника и, грязная и уставшая, добралась до дома. Потом он её обнимал и просил прощения. Рассказ был дописан.

У меня никогда отрешения такой силы не случались. Максимум остановку проезжала, когда что-то записывала. От Подрезково добиралась аж до Фирсановки, и только то, что знаю историю Веры Фирсановой подробно (как она откупалась от мужа после смерти отца, сильно впечатлило), выдёргивало меня вовне, отрывая от набора букв.

Мы живём в двух состояниях: пишется и не пишется.

Когда тебе пишется, всё кругом хорошо, но тебе нет до этого дела, потому что записываешь то, что внутри. Когда не пишется, то и вокруг всё плохо, ничего не радует, не наталкивает, а если не наталкивает, зачем всё это?

– Будешь чай с мятой?

– Не буду.

– Чем займёмся? Ведь пятница.

– Ничем.

– Не пишется?

– Нет.

Если пишется, возникает ощущение, что всех обманываешь. Как когда берёшь отгул в будний день, но выбираешься в центр, куда-то рядом с офисом. Даже проходишь мимо, как бы желая быть пойманным, радуясь, что ты в отгуле. Тебе пишется – это чувствуешь только ты. Все вокруг могут страдать из-за хмурого неба, плохой погоды и ретроградного Меркурия, а тебе пишется, это твой секрет. Эйфория оттого, что получается схватить и записать.

– Не написала, когда будешь. Не встретил.

– Ничего. Зато шаги набрала.

– Мяты нет.

– А давай кофе.

– На ночь?

– Всё равно.

– Пишется?

– Ага!

Юлька показывает классное приложение для женщин:

– Смотри, отмечаем эти дни, а тут можно выбрать статус had sex. И видишь, как удобно. Можно разными цветами отмечать разных партнеров. Красота, всё по полочкам.

– Слушай, ну прям разными цветами их раскрашивать… Как-то это прям не очень…

– Ты так говоришь, потому что ты не любишь порядок.

Хотела возразить, что я-то как раз очень люблю порядок, и вообще, я с немцами двенадцать лет работала. Однако такой порядок всё-таки на любителя… но позвонил муж:

– Так, вот сейчас важно: мы плитку укладываем с регулярным ровным смещением или

хаотично?

А мы на втором этаже сами, без архитектора решили придумывать. Отсюда и характер вопроса.

– Давай ровно, чтобы везде одинаковое смещение.

– Эх… а мне так понравилось хаотично. Но хорошо, ровно так ровно. А скучно не будет? Может, картинки прислать?

– Знаешь, пусть будет скучно, но ровно…

Всё-таки хорошее приложение – это великое дело.

Напряжение внутри трубы росло давно. Окружающие не замечали его вовсе, оно никак не проявлялось, но было уже достаточно сильным. Особенно на повороте, в месте соединения.

Труба лопнула ночью. Вырвалась с мясом, резьба осталась в стене. Как, имея такие огромные проблемы внутри, она исправно работала долгое время и радовала меня новой раковиной, не простой, а накладной? Как положено, с высоким краном лаконичной формы…

И что случилось с ней в 3:25? В это время я всё-таки проснулась. Даже если вокруг потоп, первым делом смотришь на телефон, он – твоя связь с действительностью. Поняла, что шум бурного водного потока не снится мне в виде водопада, а является вполне реальной частью обстановки.

Как лопнула? Почему ещё молодая, радующая всех труба, про которую никто бы не подумал, так резко лопнула и не позаботилась ни о фене, который больше не будет дуть с указанной на нём мощностью, ни о плойке, которая после затопления не будет делать локоны никогда и никому, ни о тумбе нестандартного размера, ни о чём, что на ней, на трубе, держалось и на неё опиралось? Да что там – надеялось на неё! А она просто взяла и лопнула. Да так, что теперь нужен специальный инструмент, чтобы как-то выкрутить резьбу и заменить соединение на новое.

Напряжение внутри меня тоже растёт давно.

…Воду удобнее всего убирать плоским совком. Это может занять около часа. Но проспать свою электричку нельзя. Нужно ехать на работу. И так каждое утро. А не ехать нельзя.

Такое двустороннее давление в месте соединения: «не могу ехать», умноженное на «не могу не ехать».

Маленькая Софья играла в «Съедобное – несъедобное». Суть игры в том, что тебе на лоб крепят табличку, ты её не видишь, но другие игроки видят, и ты должен отгадать, кто ты. Задаёшь вопросы, и, чтобы как-то сориентироваться глобально, твой первый вопрос обычно такой: «Я съедобный или нет?» Отсюда и название игры.

Софья играла увлечённо, отгадывала бойко. Но потом ей не понравился сам процесс, базовое правило. Какой-то ведущий выбирает из большой стопки карточек, какую именно ей сейчас прикрепить. По сути, он определяет, кто она, Софья, такая. Это её совсем не устроило. Она спустилась со стула, подошла к карточкам, полистала их. Прошла мимо коровы, жука, телевизора и наушников. Дошла до бабочки. Быстро схватила карточку, подбежала к ведущему и совершенно чётко заявила:

– Хочу быть бабочкой. Буду бабочкой. Крепи!