С Корниловским конным
Шрифт:
С крыльца станичного правления, коротко пояснив собравшимся о цели нашего прибытия к ним и о поднятом восстании против красных в станице Кавказской, — просил казаков поспешить в «восставший Казачий Стан». Сказал коротко, сжато, по сути дела, но зато мои старики, в особенности Стуколов — умный, активный, ненавидевший все мужичье, всегда решительный и даже резкий на слова, так хорошо знакомый со всеми плюсами и минусами казачьего самоуправления, — уж он «распространился обо всем», чем щедро подлил масла в казачий огонь. Беспалый Чаплыгин — так спокойно и логично сказал о причинах восстания, что я удивился, — у простых казаков-стариков куда было больше жизненной
Погрузив пятнадцать подвод с винтовками и патронами, — со своей сотней кавказцев немедленно же отправил их в Кавказскую. Темижбекцы обещали «всею силою станицы» прибыть в Восставший Стан завтра. Они никак не хотели отпускать меня, не расспросив о восстании. В особенности последний станичный атаман вахмистр Толстов, Варшавского дивизиона, родной дядя Фидана, окруженный своими стариками-станичниками.
— Ну хоть на полчасика зайдите к нам в дом? — просит он.
Дух бодрости в такой момент поддержать надо. Согласился и зашел. Моего коня на улице держал в поводу казак. Но не прошло и пяти минут, как вошел этот казак и досадливо сказал, что мой конь «вырвался из его рук»... Что-то неприятное ударило в душу, как плохой предвестник. Толстовы дали своего верхового коня, и я в глухую ночь, один, двинулся в Кавказскую за 12 верст, ругая своего, так всегда строптивого коня по кличке Орлик. На нем я совершил всю войну в Турции. Темно-рыжей масти. Густая шерсть. Очень густые и пышные грива и хвост, также рыжие. Густота их признак силы лошади. Глаза навыкате и злые. Он всегда норовит кого-то укусить или ударить ногой. Садиться в седло — надо быть всегда очень осторожным. Вложив ногу в стремя, надо быстро вскочить в седло, иначе он рвет вперед или становится на дыбы, и седок падает назад, на спину. Но зато силы, выносливости он был неистощимой.
Пишу для того, чтобы подчеркнуть следующее. Через несколько дней, во время ночного набега в тыл красным на станицу Казанскую, при обезоруживании солдат — он вновь вырвался у казака, сбежал и этим поставил меня в очень затруднительное положение. Куда он убежал с седлом — так и осталось загадкой, и я его с тех пор больше уже не видел.
С дороги, не заезжая домой, в полночь, я приблизился к станичной крепости. У прохода в крепость, между валов, уже стояли часовые.
— Стой! Кто едет? — окликнул один из них.
— Командир кавказской сотни... из Темижбека, — отвечаю ему.
— A-а... Это Вы, Федор Ваныч! — спрашивает казачий страж и пропускает вперед. Часовой казак был нашей станицы. Война красным, значит, уже объявлена, думаю я. Это было 19 марта старого стиля 1918 г. Неожиданно, у ворот крепости, в ночной тьме встречает меня войсковой старшина Ловягин. Он благодарит за столь большой успех в Те-мижбекской, пожал руку и поздравил с назначением «начальником всей конницы восставших», добавив, что его казаки избрали «начальником всех восставших», а помощником к нему — сотника Жукова. В тоне его я почувствовал нескрываемую грусть. Сердце-вещун этого умного и выдающегося старого офицера-кавказца, видимо, подсказывало ему его близкую гибель...
О подъесауле Бабаеве, нашем командире полка — он ничего мне не сказал из чувства такта. Бабаева «обошли» наши старики, как неведомого им офицера. Ловягин же был кровно «свой», к тому же самый старший из присутствовавших на митинге, и их старовер, т. е. — на все сто процентов — свой.
Расставшись с Ловягиным, глубокой ночью вернулся в дом отца. Во дворе, у «мажары» с дробинами — вижу, привязано до десятка лошадей под седлами.
Кто это — думаю?
— Что этот сон означает?
— Собрались удирать.., вот и сгруппировались, — не то шутя, не то серьезно отвечает он, наш старый кавказец и шутник в жизни, никогда не любивший напрягать военной службой ни себя, ни казаков.
— Здорово, — отвечаю ему досадливо. — Еще не было начала и уже удирать? — сказал и пошел в свою спальню.
Стан восставших казаков
20 марта в Кавказскую, в крепость, прибыла конная сотня темижбекцев в 135 казаков и батальон пластунов в 400 человек. Всем им роздано было оружие. Темижбекцы явились первой живой помощью восставшим. И первый день прошел в лихорадочных приготовлениях к дальнейшему.
Было выпущено обращение к казачьему населению «восстать всем против ненавистной красной власти», с перечислением насилий, произведенных карательными отрядами красных. Началось разоружение иногородних в нашей станице. Странная казачья натура! Безусловно, воинственная и в то же время великодушная. Даже во вред своему благополучию. Никто из местных большевиков не был арестован. И само разоружение было мирным, по-домашнему, по-свойски. Они же потом иначе отплатили казакам...
Не был сменен и комиссар станицы, вахмистр Писаренко. Восстали против красных, а на местах осталась та же структура советской власти, с теми же лицами.
Ближайшие станицы на призыв откликнулись немедленно же, смело и восторженно. Дмитриевская мобилизовала 25 присяг и на подводах прибыла в крепость. Кавказская мобилизовала 35 присяг, т. е. до 55-летнего возраста. В Восставший Стан вошли все, от мала до велика.
В станицу Расшеватскую, где проживал атаман отдела полковник Репников, —решено послать сотню темижбекцев под командой подъесаула Храмова* и с ним несколько стари-ков-кавказцев, как показатель, что «восстало все казачество». С этою молодецкою сотнею прошу выехать бывшего станичного атамана К.И. Стуколова, которого знали многие и в других станицах. Он соглашается и тут же предлагает другим. И на моих глазах произошла незабываемая сцена.
— Поедем со мною, Иван Гаврилович? — говорит он моему отцу, сверстнику, другу и единомышленнику по станичному самоуправлению.
— Я спрошу Федю, — отвечает ему.
— Ну, спроси, только поскорей... сотня сейчас выступает, — бодрит он его. И от группы стариков отделяется наш отец, подходит ко мне и произносит:
— Можно, Федя, и мне ехать делегатом в станицу Расшеватскую? — спросил наш дорогой 50-летний бородатый отец 25-летнего своего сына подъесаула — «начальника всей конницы восставших».
— Конечно, папа, поезжайте, — почтительно ответил ему. Казачьи сценки, достойные истории.
Трогательной картиной было прибытие казаков станицы Расшеватской, со своим станичником и атаманом отдела полковником Репниковым, мобилизовавшим в строй все силы станицы. Длинной лентой конного строя своей сотни и тсмижбекцев — в колонне «по три», — медленно, полу-вольтом, продемонстрировали они по широкой площади перед крепостью и выстроились развернутым фронтом к ней. Позади всей конной группы до 400 человек — подтянулись подводы «на железных ходах» пеших казаков. Картина — словно запорожцы, собирающиеся в поход.