С крыла на крыло
Шрифт:
Примерно через год случайно на Кавказе мы встретились с Костей Ковалевским - он окликнул меня из окна встречной машины.
Вышли. Закурили.
- Знаешь, - сказал он - вспоминали тебя не раз. Ты оказался прав. Весьма досадовали, что не убедили упрямых мотористов.
Я улыбнулся:
- Пока мотор винт крутит - в неисправность поверить трудно.
Не вижу, скорей чувствую, как Якимов "прилип" к нам сбоку. Блеск! Идем с ним - корабли почти не шелохнутся. Я замер, стараюсь не
Я волновался не зря. Мы отправились в новый полет, не докопавшись до истины. Очень старались выяснить причину - и не смогли. В конце концов поддались соблазну сказать себе: "Отказ был случайным".
Оператор - Володя Александров - докладывает:
- Командир, контакт есть!
- Хорошо. Продолжайте.
Он в эфире:
- "Ворон второй", выдавайте шланг.
– И опять ко мне: - Шланг пошел, командир... Идет нормально.
Тут я даже не гляжу уже искоса направо: весь внимание - жду. "Выйдет, не выйдет?". "Любит, не любит..."
Все притихли. Николай Николаевич Неелов - он прямо передо мной, смотрит со штурманского кресла, стиснув зубы. Пастухова против обыкновения тоже не слышно позади меня - притаился как мышь у своего пульта. Чистяков уставился вперед, в одну точку.
Повисли. Застыли две шестидесятитонные машины - рядышком идут, как теперь ходят парочки: он ей руку на плечо.
Вдруг мою машину кто-то чуть тронул за конец крыла.
И в следующий момент Александров могильным заступом:
- Командир, опять... обрыв шланга.
- Черт возьми!!!
– Когда он это выдавил, мое сердце успело оторваться и улететь.
Пытаюсь скривить подобие улыбки. А в голове только одно: "Я командир, и мы идем на высоте 7000 метров; за мной наблюдают одиннадцать пар глаз!"
Нужно улыбаться, будто это самое обыкновенное наше занятие: рвать шланги в мелкие клочья и разбрасывать их по полям, по лесам на удивление людям.
И я улыбнулся, как говорится в одной пьесе, "из-под колес"... Даже не потеря второго шланга сразила напрочь, это поправить можно: встанем всем экипажем к ДИПу и будем вертеть в руках длиннющий шланг, пока Иван Сидоров не завальцует все соединения.
Сразила меня необъяснимость обрыва. Повторилось точь-в-точь как прошлый раз, а мы ли не искали? Хоть не садись на землю! Что делать дальше?..
- Вот какая неудача, - промолвил Чистяков.
- Сделаем... Ерунда! Черепанов, вы все засняли?
- Да, командир.
- Бортинженер, - скомандовал я, - прибрать газы и держать давление в кабинах. Пошли на снижение восвояси.
Мы сидим в маленьком просмотровом зале. Теперь я не занят управлением и вижу все, чего не мог увидеть в полете.
Передо мной экран, а кажется, сижу в хвостовой кабине: видны впереди крылья обоих самолетов.
Вот он,
"Но как это медленно, с ума сойти!
– думаю все же с досадой.
– Нужно увеличить скорость по крайней мере в два, а то и в три раза. Меньше степень редукции - больше мощность!"
Васянин говорит:
- Обрати внимание: эти паузы - не просто остановки. Похоже, тут пробуксовка в муфте-фрикционе...
Я присмотрелся. И впрямь - не только задержки, но и крохотные отпуски назад, еле уловимые на глаз.
Володя Александров сидит под боком в темноте, спрашиваю:
- Ты не отпускал?
- Нет... что ты! Она чуть пробуксовывала, это верно.
Мы смотрим еще немного, и вдруг - тот самый страшный момент...
В мгновение ока шланг, подошедший было уже к моему крылу, вновь замер, отпрянул и полетел назад, разрываясь на части. Мы видим его куски на кадре, и только... Я как будто опять почувствовал тот легкий толчок крыла. И вижу на экране: замок сцепки целехонек, покачиваясь, прячется в крыло.
- Та же история - проскочило кольцо, - сказал Васянин.
- Не может лошадь проскочить сквозь хомут... Сам знаешь, как испытывали прошлый раз: все рвется и не проскакивает!
- И все же это так, - улыбнулся Виктор.
Опять, в который раз, мы смотрим этот самодельный фильм: немой, без надписей, без фамилий режиссера, оператора, без главных "артистов", - пока дела идут так, что лучше оставаться всем в тени. Оваций не нужно.
- Давайте прокрутим очень медленно, - говорю киномеханику.
– Пожалуйста, когда я вам скажу, остановите "мартышку", - он сам так называет свой аппарат.
- Ладно.
Все медленно разворачивается. Так может быть только в кино: все вновь "воскресло", все вновь цело. Опять "летим".
Я жду, когда подойдет тот самый миг... Вот он!..
- Стоп! Чуть проверните... Так!
Вот оно, мгновение! Похоже, что кольцо действительно слетело... Шланг застыл...
Еще немного вперед... Довольно.
- Удар хлыста, - говорит Васянин.
– Здесь не выдержит и стальная цепь.
- Да. Выходит, разрыв - следствие, а не причина. Здесь саморасцепка...
"Спасибо великое тебе, кино", - думаю вставая.
- Однако почему? Здесь думать надо.
- Пошли в лес, - предложил Васянин, - побродим. Нужно, чтобы все вылетело из головы.
Изобретателя ожесточают неудачи - во всяком деле их куда больше, чем удач, иначе было бы все просто. Именно в тот период нашей работы я вспомнил Фищука с вечно воспаленными глазами. Мне стало неловко: я когда-то относился к нему неприязненно. Теперь я понял: этот чудак лез из кожи вон, стараясь для людей, - не спал, питался бог знает как, работал сутками и - не ради денег.