С любовью, Лондон

Устинова Юлия

— Мэйн Тин? Что это? — спросила, пусть уже и догадывалась, что могут означать эти слова.

— Ботиночный лагерь для трудных подростков недалеко от Конкорда, — пояснил Курт, опустив взгляд и подтвердив мою догадку. — Значит и ты ничего не знаешь.

— Кэти, вы поругались? Что он опять натворил?! — Олли смотрела на меня с такой странной надеждой, словно я имела власть над этой ситуацией.

— Да ничего он не делал! Вчера мы… были у меня дома… мы разговаривали, — пробормотала я, пытаясь припомнить из прошлого вечера хотя бы что-то,

чем можно было объяснить странные вопросы подруги. — Затем попрощались, Лондон обещал позвонить и уехал. При чем тут я? Это же твои родители его туда сослали!

— Нет, Кейт, он уехал туда по собственному желанию, — произнес Курт, укоризненно на меня посматривая.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать сказанное парнем.

Уехал? Сам? Но зачем?

В груди затеплилась надежда на то, что эти двое просто прикалываются надо мной, и Лондон вот-вот появится из-за угла и скажет, что это всего лишь шутка, которую они решили сыграть со мной с целью тренировки моей стрессоустойчивости.

— Вы шутите?! — я переводила недоверчивый взгляд с Курта на Олли. — Зачем ему это делать?

— Если бы мы только знали! — с досадой проговорила Олли. — Я думала, что ты нам все объяснишь, — разочарованно добавила, опустив печальный взгляд. — Но… если дело не в тебе, тогда зачем он это сделал, чёртов дурак?!

— Кейт, ты точно не знаешь, почему он уехал? — спросил Курт, окончательно убедив меня своим унылым видом в том, что никакая это не шутка.

— Нет, — я покачала головой, пытаясь заново переосмыслить эту гребаную новость. — Олли, расскажи, как всё было. Я ни хрена не понимаю!

— Да что рассказывать?! Вчера я была у Курта, вернулась поздно и сразу поднялась к себе. А утром в нашей кухне уже пил кофе сопровождающий из Мэйн Тин. Я подорвалась звонить тебе, но Лондон просил не делать этого и дать ему время, чтобы уехать… О, Боже! — она буквально подпрыгнула на месте, — какая же я тупица! — Олли сдернула с плеча рюкзак и, открыв, принялась в нем судорожно рыться, а затем протянула мне простой белый конверт. — Вот. Он просил передать тебе это.

Уже прозвенел звонок, а я все продолжала пялиться в тетрадный листок, исписанный ровным старательным почерком, который, почему-то, казался мне каким-то чужим, пытаясь соотнести смысл прочитанных строк с образом того, кто их написал.

« Кейт, если ты читаешь это письмо, значит тебе стало известно о моем решении уехать… Я уже попросил Роуз связаться с Мэйн Тин, и утром за мной приедут.

Сначала я хотел просто уйти из дома, как раньше, но это было бы несправедливо по отношению к моей семье и, конечно же, по отношению к тебе.

Я много о чем думал после нашего с тобой разговора. И я все понимаю. Ты должна продолжать учебу, Кейт. Уверен, из тебя выйдет замечательный учитель или сенатор, и тебя ждёт большое будущее. А я не хочу быть якорем, который потянет тебя назад… или неверным ориентиром. Я не прощу себя, если стану помехой в твоей жизни.

От меня и так стало слишком много проблем.

Я не вернусь в школу, закончу учебу в Мэйн Тин, а затем уеду из Ньюпорта, как всегда хотел. Ты должна понимать, если я останусь, потом нам обоим будет только хуже. Я говорил тебе, что не стану таким, как Холден Колфилд, но, кажется, обманул тебя да и себя тоже. Наверное, я просто трус и иду по пути наименьшего сопротивления, но если я сам не знаю, чего хочу от жизни, как я могу брать ответственность за чувства другого?

Но, прошу тебя, не думай, что я обманывал тебя всё время, что мы провели вместе. Нет, милая Китти, встреча с тобой – это самое светлое, что было за мои семнадцать лет, и я никогда тебя не забуду. Ты достойна большего, и я искренне желаю тебе всего наилучшего. Прости, если сможешь… С любовью, Лондон»

— Не молчи, Кэти, — Олли бережно коснулась моего плеча. — Что он пишет?

Я оторвала взгляд от письма и перевела на подругу. Олли с беспокойством смотрела на меня, сжимая мое предплечье.

— Он… — я обвела взглядом друзей и опустевший коридор, чувствуя, что внутри меня тоже стало пусто, — Лондон бросил меня. Он считает, что как-то мешает моей карьере в политике, — я криво улыбнулась в тот момент, когда больше всего хотелось зареветь, — или… я ему просто наскучила, — и скомкала листок, до боли в пальцах сжав его.

— И снова вы! — гулким эхом раздался голос Андерсон. — Почему не на занятии? Вам было мало вчерашнего наказания? — строго спросила она.

— Мы уже идём, мэм, — уверено ответил Курт и, закинув руки нам с Олли на плечи, развернул спиной к завучу. — Кейт, тебя проводить? Какой у тебя урок? — тихо спросил он.

Я освободилась от его объятий и сняла свой рюкзак.

— Никакой.

Не глядя на друзей, закинула письмо, нарушая безукоризненный порядок, который всегда царил в недрах рюкзака.

— Как это? — спросила Олли. — У тебя сейчас должен быть английский.

— Плевать на английский и на все плевать, — ответила я, поправляя лямки.

— Что ты собралась делать? — прошептала Олли, оборачиваясь на Андерсон.

— Для начала в первый раз в жизни прогуляю уроки, а потом… — я пожала плечами, — погуглю университеты, где учат на политиков. Не пропадать же такому таланту зря.

— Значит и мы тоже не пойдем на историю, — решительно проговорила Олли, взглянув на парня.

— Нет, это совсем ни к чему, — я попыталась улыбнуться, но по выражениям лиц Олли и Курта поняла, что мне это неважно удалось. — Идите на занятия, тебе снова влетит от тренера, — обратилась к Магуайру, — спасибо, ребят. Я ненадолго, вернусь к обеду. Я… просто проветрюсь. Одна. Со мной все будет в порядке. Я же Чеснокова.

— Ты уверена? Тебе же опять влетит от мамы, — с сомнением в голосе спросила Олли.

— Это то, что мне нужно. Немного идеологической обработки, и я снова, как новенькая. Встретимся в столовке.