С Роммелем в пустыне. Африканский танковый корпус в дни побед и поражений 1941-1942 годов

Шмидт Хайнц Вернер

Гаузе рассказал Роммелю о своей военной карьере. Меня больше всего заинтересовала история о том, как он, в качестве одного из штабных офицеров, занимался разработкой операции «Морской лев», иными словами, плана вторжения в Англию в 1940 году. Гаузе заявил, что лично он считал этот план совершенно неосуществимым.

– Во-первых, – сказал он Роммелю и мне, – водоизмещение всех имевшихся в нашем распоряжении судов было явно недостаточным для перевозки грузов и войск. Затем, после воздушных боев в небе Англии стало ясно, что, несмотря на оптимистические заявления Геринга, немецкая авиация не сможет организовать

надежное прикрытие сил вторжения с воздуха. Руководители Германского военно-морского флота всячески поддерживали этот план, но при этом заявляли, что все силы Британского ВМФ, до последнего моряка, будут брошены на борьбу с нами и результатом этой неравной битвы станет гибель всего нашего флота. Вот такие дела!

Я помню, что в конце этого дня, когда мы наконец добрались до Беда-Литтории, нам пришлось еще провести совещание с начальником Генерального штаба итальянской армии генералом Кавальеро. После этого состоялся первый обед, на котором Роммель сидел за одним столом с представителями союзной Италии как официальный представитель Германии. Я был простым лейтенантом и потому почти не принимал участия в разговоре, но я хорошо помню, какое огромное впечатление произвел на меня тот факт, что мне посчастливилось провести вечер с компании столь значительных особ и даже отведать непривычные мне блюда. Обед был, разумеется, очень вкусным.

Глава 15

Роммель охотится на газелей

Роммель был заядлым охотником. Теперь, когда свободного времени у генерала стало больше, у него появилась возможность заняться любимым спортом. Я понимал, что он с гораздо большим удовольствием бросился бы со всем своим войском в погоню за более крупной добычей; но сейчас, по крайней мере на время затишья, ему приходилось быть пай-мальчиком, и в выходные дни он охотился на газелей.

– Я жду не дождусь отпуска, когда можно будет поехать домой и поохотиться с Манфредом, – частенько говаривал мне Роммель.

Он был очень привязан к своему двенадцатилетнему сыну. Роммель очень редко говорил о своей семье или об обстоятельствах своей личной жизни – в этих вопросах он отличался большой скрытностью. Несколько месяцев он называл меня официально – «лейтенант», пока не убедился, что я для него не просто дополнительная конечность, а незаменимый помощник, и только после этого он стал обращаться ко мне по имени, выяснил, сколько мне лет, женат ли я, счастлив или нет. Теперь я уже не был для него болванкой, на которую натягивают мундир и которая беспрекословно выполняет его команды. А для меня, после стольких месяцев, проведенных вместе, было даже странно обнаружить, что наш служака-генерал такой же человек, как и все.

Местность к югу от Газалы, куда, после того как Роммель решил, что Беда-Литтория расположена слишком далеко в тылу, переместилась штаб-квартира нашей танковой группы, была довольно дикой. Как видно из названия, здесь в изобилии водились газели.

Я помню, как однажды на двух машинах в поисках отдохновения мы углубились в пустыню.

У Роммеля была армейская винтовка и английский автомат, который подарила ему одна итальянская часть. Но хотя в вооружении генерала не было ничего примечательного, он организовал охоту как настоящую военную операцию – и стратегически и тактически все

было сделано с таким расчетом, чтобы стадо не смогло спастись бегством.

На заднем сиденье моей машины сидел итальянский капитан, игравший роль эдакого распорядителя охоты, поскольку он знал эту местность как свои пять пальцев. Он привел нас в страну газелей. Мы вспугнули стадо и бросились вслед за самцом. Но испуганные животные бежали быстрее. Наши шоферы нажали на газ, и мы стали медленно догонять газелей.

Вдруг машина Роммеля резко остановилась среди крупного песка и камней. Он вскочил с сиденья и выстрелил. Но выстрел его не достиг цели: мы увидели только взметнувшиеся вверх фонтанчики песка на фоне пыли, поднятой копытами убегавших от нас животных. Роммель бросился вдогонку.

Но моя машина не останавливалась. Вскоре мы уже догнали животных и попытались обойти их. Через несколько секунд машина генерала поравнялась с нами. Я вскочил и крикнул водителю:

– Останови!

Он резко нажал на тормоз – так резко, что я чуть было не вылетел через ветровое стекло. Я быстро выстрелил сквозь завесу пыли в одну из газелей. Машина Роммеля промчалась мимо.

Охота продолжалась. Я не мог не испытывать жалости к газелям. Они применяли исключительно эффективную тактику. После каждого выстрела стадо распадалось надвое – одна часть бежала налево, другая – направо. Мы всегда преследовали ту, в которой было больше животных. Наконец в такой части осталось не больше трех газелей. «Вы можете уничтожить нас по частям, – как будто говорили они, – но погибнет только одна часть. Своими маневрами мы заставили вас забыть о вашем главном намерении…»

Но неужели мы и вправду об этом позабыли? На этом поле битвы главным было не уничтожение всего стада, а – увы! – лишь демонстрация тактического превосходства. С точки зрения стратегии победили газели, тактически же они проиграли.

Я был поражен выносливостью трех газелей, которые убегали от нас. Вдруг они резко свернули вправо и на какое-то время сумели оторваться от нас. Можно было подумать, что этот маневр был спланирован заранее, да еще с использованием карты, поскольку грунт, по которому они теперь бежали, становился с каждым шагом все каменистее и каменистее.

– Замани танки противника на выбранную тобой местность и громи его там! – пробормотал, увидев это, Роммель – могу поклясться, это было для него аксиомой.

Поверхность пустыни была изрыта лисьими норами. Чем дальше мы ехали, тем неровнее она становилась. Если продолжать в том же бешеном темпе, то можно лишиться не только рук и ног, но и самой головы. Не хватало только командующему немецкими войсками сломать себе шею в бессмысленной погоне за газелью! Но Роммеля охватил охотничий азарт, и бешеная гонка продолжалась.

По крайней мере, теперь мы в равном положении – наши жизни и жизни животных находятся в опасности, подумал я.

Машины встали, чтобы мы смогли выстрелить снова. И тут я чуть было не свалился с ног от неимоверного грохота и острой, горячей боли в правом ухе. Что это было? Оказывается, итальянский офицер, сидевший сзади, в охотничьем азарте выстрелил в газель, не заметив, что мушка его карабина находилась в одном дюйме от моего правого уха! Но оказалось, что можно охотиться и оглохнув.