С точки зрения Карфагена: Финикийцы и Карфаген
Шрифт:
Вопрос: а как, собственно, связаны филистимляне и финикийцы, обитавшие севернее — на территории нынешнего Ливана с основными центрами в городах Тир, Сидон и Библ? Причем жившие не так чтобы очень далеко — всего-то две с половиной сотни километров вдоль берега от Газы до Сидона? Два дня неторопливого конного хода, а морем при попутном ветре и того меньше?
Сперва разберемся с названиями. «Финикийцы» — этноним придуманный греками, а вовсе не самоназвание этого народа семитской группы, исходно откочевавшего в Ханаан с северо-запада Аравийского полуострова. Финикийцы являлись древнейшим автохтонным населением Ближнего Востока и носителями галогруппы J2, что указывает на их происхождение от мезолитических
Греческое слово ???????? (фойникес) переводится как «Страна пурпура», что имеет под собой самые веские основания — прибрежные племена здесь исстари промышляли добычей ракушек из семейства мурицид, иглянок, гипобранхиальная железа которых выделяет вещество 6,6’-диброминдиго, вошедшее в летописи античности как «тирский пурпур».
Путем довольно сложных манипуляций из ракушек добывался краситель — технология консервации и выварки достаточно подробно описана в «Естественной истории» Плиния Старшего, а масштабы добычи доселе внушают невольное благоговение. Рядом с Сидоном (нынешняя ливанская Сайда) в XIX веке был найден стадвадцатиметровый вал из раковин, содержавший не менее двухсот тысяч кубометров иглянок — это отходы только одного из постоянных производств, а таковых были десятки.
Себестоимость уникального красителя была высока, однако цены на не выцветавшие на солнце и после стирки ткани оказались еще выше; этот товар «Земли пурпура» расходился по всем царствам Древнего мира и мог считаться эквивалентом золота.
Показательно скопидомство персидских царей — в 330 году до н.э. Александр Македонский посетил сокровищницу дворца царя Дария в сдавшемся великому завоевателю городе Сузы, где было обнаружено неимоверное количество отрезов пурпурных тканей (вероятно несколько тонн), причем покупались они на протяжении минимум двух столетий: за это время не вылиняли и не потеряли своего благородного цвета.
Тонкая шерсть, окрашенная в Финикии, накапливалась столь долго и бережно хранилась в закромах персидских царей явно не случайно — при нехватке денег в казне пурпурные ткани можно было продать, а общее количество шерсти в Сузах было оценено минимум в 130 талантов, то есть немногим меньше четырех с половиной тонн золота в эквиваленте. Сумма даже по тем легендарным временам очень немаленькая.
Очевидно, что располагая столь ценным активом как пурпур, Финикия получала немалые дивиденды. Был и второй источник дохода, не менее прибыльный — стекло, причем как и в случае с ракушками-иглянками обитатели морского побережья завели стеклянное производство от бедности: полезные ископаемые в окрестностях отсутствуют, нет возможности производить бронзу, главный товар Древнего мира, а на перепродаже товаров приобретенных у соседей, таких же нищебродов, много не заработаешь. Зато предостаточно песка и мела, как основы для стеклоделия.
Стекло вовсе не было финикийской придумкой, его давным-давно изобрели в Междуречье и Египте, но только в Финикии после долгих экспериментов научились создавать прозрачное стекло, да еще и окрашенное в различные цвета. Успех был бешеный, рынок оказался прочно завоеван, модницы на пространстве от Индии до Испании красовались в восхитительных бусах Тирской и Сидонской работы, а их мужья пили вино из красивых прозрачных сосудов со сложным орнаментом...
Как и было сказано выше, этническая принадлежность финикийцев не вызывает особых споров: это те же самые древнесемитские племена ханаанеев, бывших кочевников, с которыми близко познакомились филистимляне в Газе. Ханаан, страна ханаанеев, как и в греческом варианте, обозначает «Страну пурпура». Но кроме пурпура и стекла в Ханаане имелся еще один ценнейший стратегический ресурс, на который очень быстро обратили внимание
Ливанский кедр.
* * *
Вряд ли когда-нибудь в мировой истории обычное хвойное дерево сыграло столь значительную роль в судьбе сразу нескольких цивилизаций. Первыми ценность ливанского кедра осознали египтяне еще в додинастический период, следы кедровой древесины встречаются в древнейших захоронениях Египта. Споров нет, долина Нила изобильна и богата, но здесь нет деревьев — лес отсутствует вдоль северного побережья Африки до самого Туниса, на Синае, в каменистой Палестине. И только у подножия Ливанских гор простирались огромные по площади кедровые рощи, увы, почти истребленные человеком за минувшие тысячелетия.
Ценность кедра для Египта, в чью сферу влияния долгое время входили Палестина и Левант, сложно преуменьшить. Древесина для постройки кораблей, храмов и погребальных лодей. Смола, используемая в технологиях бальзамирования и качестве благовоний. За кедром снаряжались экспедиции совершенно эпических масштабов — фараон Снорфу из IV династии Древнего царства в конце 2700-х годов до н.э. отправляет на север флот из сорока кораблей с экипажами общим числом в три-четыре тысячи человек. Цель — доставить кедровые бревна для строительства дворца и смолу для ритуальных целей: некое подобие бухгалтерского отчета об этом предприятии выбито на т.н. Палермском камне, базальтовом обломке с фрагментами летописей Древнего царства.
Статуя фараона Снофру, при котором начались контакты Египта и Финикии
Египтяне познакомили обитателей Ханаана, вполне спокойно принявших протекторат со стороны фараонов, с кораблестроением и кораблевождением, однако на протяжении очень долгого времени никакого существенного прогресса в этой области знаний и техники не наблюдалось. Корабли фараона Снорфу представляли из себя большущие четырехугольные баржи сделанные из коротких досок (материалом служила в основном Acacia tortilis, акация крученая, в изобилии произраставшая в Нижнем Египте) с плоским дном, предназначенные прежде всего для плаваний по спокойному Нилу. Выход в море для них был рискованным приключением с совершенно неочевидными финалом.
Египтяне в принципе недолюбливали море — они частично переняли у ханаанеев культ повелителя морской стихии Яма (Йамму), в египетской интерпретации представлявшего собой довольно отталкивающего персонажа: алчного, ненасытного и буйного. Соответственно, и взаимодействовать с Ямом следовало с большой осторожностью.
Никаких переходов ночью — перед закатом обязательно встать на стоянку. Плавания только ввиду берега, выход в открытое море считался безумно опасным и практиковался в исключительных случаях. При малейшем намеке на усиление ветра — причаливать и пережидать непогоду. В сезон штормов и без того ограниченное морское сообщение прекращалось.
Корабли из акации, да еще не имеющие ни киля ни шпангоутов, с корпусом оплетенным канатами для лучшей остойчивости и надежности, годились только для неторопливых каботажных плаваний на минимальные расстояния. Поход на Кипр уже считался безумной авантюрой, а путешествие в гости к минойцам на Крит и вовсе предприятием самоубийственным.
Финикийцы-ханаанеи были весьма талантливым народом, быстро перенимавшим у соседей любые новшества, но до определенного времени финикийская торговля была увязана на сухопутные караванные пути и скучный медлительный каботаж между побережьем Ханаана и дельтой Нила или берегами Анатолии.