С утра до вечера. В чистом поле
Шрифт:
Проводницы закрыли изнутри двери вагонов. Он едет, едет! Мелькали огня города, отдалялись в вечерних сумерках фонари вокзала. Поезд набирал скорость. Громыхали буфера, грохотали колеса. Альбинас успокоился. Он прислонился к вагону, вынул из кармана хлеб с колбасой и стал уплетать его. Вагон швыряло, хлеб подпрыгивал у него в руках. Он глотал его большими кусками и слопал весь до последней крошки. Всю ночь ему придется ехать, всю ночь… И он не сомкнет глаз, прислушиваясь к громыханию колес.
Поезд набрал скорость, и Альбинасу становилось холодно. Он поднял воротник пиджака и втянул голову в плечи. Так теплее.
Когда поезд останавливался, Альбинас соскакивал с буферов на противоположную сторону путей, чтобы
А поезд все мчался и мчался мимо сел, городов, лесов, полей, погруженных во мрак хуторов; в ночной темноте особенно громко гудел гудок. Мимо красными комарами летели светящиеся искры, ветер нес сажу и запах дыма.
Альбинасу не хотелось спать. Он был слишком взволнован, чтобы заснуть. Тем лучше. Когда стоишь на буферах, лучше не дремать. В памяти роились обрывки воспоминаний, словно раскаленные искры, которые нес мимо ночной ветер…
…Мать водит его на другой конец города к своей подруге. У той всегда полно гостей. На столе — бутылки с водкой и вином. В задымленной комнате какие-то незнакомые мужчины. Они пьют, курят, смеются, ржут, как лошади, даже стекла дребезжат. Мать улыбается им. Без устали визжит музыка. Целый вечер не смолкает шум и гомон голосов. А он один среди этих людей, и его берет тоска. Никому нет дела до него, а если есть, то ненадолго. Глаза слипаются, ему давно пора спать, но мать не спешит домой. Музыка и шум. Звон бокалов. Лишь около полуночи они выходят, и он засыпает в полупустом автобусе…
…Отец все чаще возвращается с работы злой и пьяный. Дома начинаются ссоры. Отец кричит и ругается нехорошими словами. Эти слова он слышит сквозь сон, вздрагивая и просыпаясь, и часто его подушка — мокрая от слез. Они все ругаются, все бранятся. Отец бухает кулаками по столу. Он страшен. Глаза очумели от водки. Мать плачет и хочет куда-то убежать, но отец ее не пускает. «Ах, ты…» И так до самого утра. В школу он уходит с тяжелой головой, мать забыла положить ему завтрак, она все еще валяется в постели. Мать лежит долго и жалуется на головную боль. Вернувшись из школы, он застает ее перед зеркалом — она причесывает свои кудряшки. На ней шелковый цветастый халат. На кухне кисло воняют немытые кастрюли. На стульях валяются скомканные платья. Но пузырьки с духами всегда стоят перед зеркалом. И там же лежат таблетки от головной боли…
…Весна. На дворе полыхает солнце. Небо синее-пресинее. Во дворе уже распустились крохотные нежно-зеленые листья березы. Дети играют, звенят голоса. А у них в квартире сущий ад. На полу валяются черепки разбитых тарелок. Отец в ярости топчет их каблуками. Крики. Ругань. Он затыкает уши, чтобы не слышать, но ведь все равно слышит. Он запирается в ванной. Нет, и здесь просто невмоготу. Он выбегает во двор. И во дворе не находит себе места. Идет на улицу. Таскается до темноты по городу. Когда возвращается домой, отца уже нет. Отец не появляется ни ночью, ни на следующий день. Отец куда-то ушел и не вернулся. Теперь они живут вдвоем с матерью, и ей, кажется, очень плохо.
Но не надолго. Она красит волосы в чудной красный цвет, наряжается и прихорашивается, битые часы проводит к парикмахерской. Под вечер она выходит погулять. Он видит мать под ручку с незнакомым мужчиной. Они прошли мимо и не заметили его. Он стоял под березой, в тени, и до боли кусал губы.
Этот человек провожает мать до ворот. Он высокий, еще нестарый и всегда красиво одет. Альбинас ненавидит этого человека и не скрывает этого. Мать бесится. Она бьет Альбинаса по лицу; с этой минуты он и ее ненавидит.
Осенью мужчина, который любил хорошо одеваться, исчезает. К матери приходит другой, пожилой, зато при деньгах. Этот приносит ему конфеты, Альбинас их не ест, а выбрасывает во двор. Конфеты собирают дети. Дождь постукивает
Частенько, по дороге из школы, он встречает отца. У отца запавшие глаза, небритые щеки; от него разит водкой. Он не говорит отцу, что остался на второй год. Ему стыдно. Ему жалко отца, — тот постарел, совсем стал чужой. Пускай лучше ничего не знает. И мать ничего не знает. Она не интересуется его делами. У нее свои…
…В кино он тоже ходит один. У дверей вечно околачивается стайка подростков. Они носят кожаные куртки, не причесываются, курят сигареты, громко сквернословят и поплевывают сквозь зубы. Это Джонни с дружками. Вообще-то он Йонас, но все его называют Джонни. Тому нравится, чтоб его так звали. Джонни старше и наглее их всех — его год, как исключили из школы. Джонни хвастается, что уже имел дело с девочками. Вот это да! Для Альбинаса Джонни настоящий герой. Джонни соглашается принять его в свою кодлу. Какой почет! Зато придется выполнять его приказы. Ладно. Будет выполнять. Кодла недурно проводит время: курит сигареты, попивает винцо. Альбинас еще не умеет курить. Дружки над ним смеются. Его подташнивает, когда он затягивается дымом, и кружится голова. Чепуха. Он научится. А вот и научился. Теперь сигарета вечно дымится у него во рту. Он больше не кашляет, не давится. На сигареты и вино нужны деньги. Что ж, будут. Они снимают «дворники», колпаки с автомобильных колес, Джонни это кому-то сбывает. Деньги есть. Они покупают транзистор. Когда кодла пьет у реки, всегда гремит музыка. Руки у Джонни в татуировке. Он — вожак. А денег все не хватает. Джонни предлагает ограбить ларек. Их карманы полны бутылок, конфет, сигарет, шоколада… Шоколад и конфеты — для девочек, для них — вино. Их никто не ловит, и на следующий день в лесу они пьют шампанское. Никто не умеет открывать бутылки, пробки стреляют оглушительно, как стартовый пистолет; шампанское шипит, пенится, рвется наружу… Остается только на донышке бутылки. Джонни хохочет, мокрый от шампанского…
Через неделю они присматривают другой ларек. Снова грабят. Но кто-то погнался за ними. Тишину раздирают свистки. Крики. Он бежит, спотыкается, падает, дрожа и задыхаясь, слышит шаги позади, и вдруг крепкие пальцы милиционера хватают его за шиворот. Он просит отпустить, но пальцы держат крепко… Другой милиционер ведет Джонни; тот ругается, понурив голову…
Поезд остановился. Альбинас соскочил на землю. Под ногами — щебенка. Какой-то полустанок. На перроне мигал керосиновый фонарь. Сонно зевал дежурный. Альбинас видел его в промежуток между вагонами. Сошли какие-то пассажиры с чемоданами и узлами. Уже светало. Над полями ползли нити белесого тумана. На небе гасли тусклые звезды. Альбинасу было холодно. Его трясло, и он стал прыгать на месте, махать посиневшими руками, стараясь согреться. На следующей станции надо будет сойти. Еще пятнадцать-двадцать минут — и его путешествию конец.
Гудок. Альбинас взобрался на ступеньки. Он ехал стоя, цепко держась за поручень. Ветер швырял иголки сажи. Он зажмурился, чтобы сажа не попала в глаза. Потом ее трудно вынуть, она жжет глаза. Из открытого окна вагона кто-то выбросил горящую сигарету. Она пролетела мимо лица, как крохотная комета, и вспыхнула искрами на щебенке насыпи. Воняла уборная в конце вагона. Поезд тяжело пыхтел — шел в гору. Испуганные птицы летели в алеющем небе, бесшумно хлопая крыльями.
Взобравшись на холм, поезд словно перевел дыхание и медленно скатился к следующему полустанку. Завизжали тормоза. Звякнули буфера. Альбинас разжал пальцы и скатился на насыпь. Он приехал.