С вечера до полудня

Бреттонс Клэр

— Но мне просто необходимо быть сосредоточенной, — возразила она, нервно сжимая руль. — Иначе я рискую пропустить что-нибудь важное.

На балконе в четвертый раз вспыхнул свет, из-за шторы высунулась какая-то женщина.

— Она следит за нами.

— Да. — Запихнув опустевшую картонку в пакет, Гордон смял его и положил на заднее сиденье. — Того и гляди появится ее муж.

Словно в подтверждение его слов входная дверь распахнулась и на крыльцо вышел мужчина в желтом дождевике и грязных резиновых сапогах. Из-за плеча его выглядывала

женщина. Он спустился по ступенькам и направился к их машине.

Подождав, пока он поравняется с калиткой и свернет на тротуар, Гордон схватил Габриелу в объятия и склонился к ее лицу. Изумленно ахнув, она попыталась оттолкнуть его.

— Тсс, поцелуйте меня, Габи, — шепнул он.

Словно поняв его замысел, она перестала вырываться и, положив руки ему на грудь, прижалась губами к его губам. Гордон чувствовал, как под ее пальчиками бешено колотится его сердце. Боже, подумал он, до чего же у нее нежные, мягкие губы. И вся она такая мягкая, теплая, ароматная. За этот день ему уже сотни раз хотелось поцеловать ее.

Он застонал и раздвинул языком губы девушки. Она снова начала вырываться, но он зарылся рукой в ее локоны на затылке и мягко, но твердо удерживал ее, все сильнее прижимаясь к ее губам.

— Гордон! — еле выдохнула она в промежутке между его страстными поцелуями. — Прекратите.

— Тихо. — Он чуть-чуть отодвинулся, голос его дрожал. — Постарайтесь выглядеть убедительно или приготовьтесь отвечать на вопросы мистера Грязные Сапоги.

Уголком глаза Габриела увидела, что мужчина уже подходит к машине, и поспешила снова припасть к нежным и горячим губам Гордона. Его поцелуи доставляли ей неизъяснимое удовольствие, от его близости кружилась голова. Гордон пах свежим ветром, дождем и каким-то неизвестным ей, но изумительным одеколоном. Да, Сазерленд был очень мужественный, очень страстный и чертовски привлекательный. Этого она теперь никак не могла отрицать.

Он глубже проник языком в ее рот. По телу Габриелы растеклась неудержимая жаркая волна, и, внезапно ослабев, она безвольно обмякла в объятиях Гордона. Он хрипло застонал. Решив, что наблюдатель может заподозрить неладное, если она останется внешне безучастной, Габриела обвила руками его шею, пропустив между пальцами пряди шелковистых кудрей. В жизни она не испытывала ничего столь волнующего, как прикосновения этих нежных завитков, ласкающих кожу.

В окно застучали, сначала нерешительно, но потом все сильнее и сильнее. Наконец Гордон, прервав поцелуй, опустил стекло.

— Да?

— Чем это вы тут занимаетесь?

Окна машины окончательно запотели. Габриела попыталась отстраниться — поцелуй уже сослужил свою службу, хватит, хорошенького понемножку. Однако Гордон продолжал прижимать ее к груди.

— У нас, видите ли, случилась небольшая размолвка, — прерывающимся от страсти голосом объяснил он. — Но теперь все наладилось.

Во взгляде незнакомца читалась истинно мужская солидарность.

— Ну так найдите себе мотель. Моя старуха чуть шею не свернула, высматривая

вас.

Подняв стекло, Гордон взглянул на Габриелу. Она сидела, снова сжав руки в кулаки, и старательно отводила взгляд в сторону. Но даже царящий в машине полумрак не мог скрыть выступившего на ее щеках густого румянца.

— Никогда больше такого не делайте, — процедила она сквозь зубы, наконец-то отодвинувшись от него и так крепко вцепившись обеими руками в руль, что даже костяшки пальцев побелели. — Никогда!

— Ну что вы, это было не так уж плохо, — галантно запротестовал Гордон, делая вид, что не замечает ее убийственного взгляда. — Конечно, практики вам явно недостает. Но целуетесь вы очень даже ничего.

Честно говоря, Гордон еле сдержался, чтобы не овладеть ею прямо здесь, в машине. И это очень ему не нравилось, недостаток самоконтроля приводил его в ярость. Но самым удивительным было то, что несмотря на явное нежелание иметь с ней какие-либо дела, в том числе и любовные, он не мог устоять перед силой своего влечения к этой женщине. Вся беда заключалась в том, что его тело хотело именно ее. И очень хотело. Да что там говорить — он просто изнывал от желания.

— Заткнитесь, Сазерленд, — отрезала она.

— Да что я такого сделал? — На самом деле он, разумеется, понимал что. Девушка никак не могла отдышаться, и ему (точнее, неожиданно проснувшемуся в нем мужчине) это нравилось. Судя по всему, ей не часто доводилось попадать в мужские объятия.

— Может быть, вы все-таки заткнетесь? — Схватив платок, она принялась вытирать запотевшее стекло.

Теперь Габриела уже не выглядела хрупкой и легко уязвимой. Казалось, она вот-вот выцарапает ему глаза. Но он ее не винил. Поразмыслив, он решил на время спрятать жало. Да, спору нет, тело предало его. Но ведь и ее тоже. Они оба были повинны в одном и том же грехе. В обоих горело желание, настойчиво требующее выхода. Ладно, подумал Гордон, разберемся.

— Ну и что вы думаете? — спросил он невинным тоном.

— О чем?

Она так яростно терла одно и то же место на ветровом стекле, что казалось, вот-вот протрет в нем дырку. Накрыв руку девушки ладонью, Гордон мягко остановил ее.

— О поцелуе, Габи, о чем же еще?

Она чуть не задохнулась от негодования, но потом медленно перевела дух. Она больше не сопротивлялась, не пыталась выдернуть руку, казавшуюся в его ладони такой крошечной, такой нежной.

— Мне это не понравилось.

Чувствуя на щеке тепло ее дыхания, он улыбнулся и заглянул ей в глаза, в глубине которых все еще мерцала страсть. Нет, ей это понравилось… и даже слишком.

— Отлично. Мне тоже.

Габриела остолбенела.

— В вас нет ни капли здравого смысла. Вам это кто-нибудь уже говорил? Сперва вы целуетесь с жаром, похожим на пламя ада, а потом утверждаете, будто холодны, как айсберг. Вы всегда такой?

Вместо ответа он протянул руку и откинул прядь волос, упавшую ей на лицо. От этого прикосновения Габриела вздрогнула.