Сад на краю
Шрифт:
– Не трогай меня! – крикнул он, отталкивая руку. – Уходи! Я делаю что могу! Что тебе ещё нужно?
Субстанция снова потянулась к нему. Последний отшатнулся. Глубокие тени делали ещё более гротескным исказившее лицо выражение безумного ужаса.
– Нет же, нет… – пробормотал дрожащим голосом, когда пульсирующая темнота, будто желая поглотить, плотно обвилась вокруг. – Я просто ещё не… Знаю я, как это делается! Не были они правы! Я соберу его!
Последний попытался сорвать с себя субстанцию. Та задрожала, словно смеялась. Колокольчик на мгновение показалось, будто она тоже слышит этот жуткий самодовольный
Колокольчик закусила губу и отошла. Спустилась в сад. В доме она ничем не поможет – разрушения восстановятся сами, а лезть под руку себе дороже, лучше потратить время на уход за повреждённым цветами. Сегодня больше всего досталось левкою, стрелиции и фрезии.
Бережно срезая надломленные чужой грубой неаккуратностью цветы, обрабатывая появившиеся на листьях тёмные пятна, Колокольчик размышляла о том, что обычно приступы случались после моментов просветления. Долгие годы, счёт которым в Мире вести почти невозможно, наблюдая за состояние Последнего, она и Жасмин сходились во мнении: какая-то иная сила заинтересована в безумии и потому не даёт оправиться.
Сейчас сложно говорить с уверенностью о способности Последнего однажды вновь стать нормальным, но раньше эпизоды адекватности случались часто – в такие моменты с ним удавалось нормально поговорить, услышать рассказы о странных снах, где неизменно присутствовал совершенно незнакомый и вместе с тем слишком реальный мир. Наверняка один из тех, что существует по ту сторону врат, куда Колокольчик путь закрыт. В такие моменты он почти становился собой, давая ненадолго поверить в лучшее, но всё перечёркивали приступы.
Обычно Последний не обращал на Колокольчик и Жасмина внимания – они не мешали ему, только ухаживали за цветами, даже заговорить больше не пытались. Однако во время приступов попадаться на глаза становилось опасно – реальность искажалась в давно потускневших глазах, и одна только бездна знает, от каких чудищ он пытался отбиться, перепутав с ними соседей.
Рядом сел Жасмин, решив сделать небольшой перерыв в подметании дорожек. Белёсые глаза почти не мигая смотрели на тёмное-тёмное небо, а губы едва заметно шевелились, в очередной раз моля высшие силы отсрочить конец. Дать ещё немного времени на поиск решения… Будто за прошедшие годы хоть кто-то смог к нему приблизиться.
– Я видела человека, – неожиданно заговорила Колокольчик.
Губы Жасмина застыли. Он посмотрел на неё в изумлении – на самом деле чужаки никогда не приходили в Мир, оттого и казалась невозможной идея помощи извне.
– Я понимаю, мы так давно ждали этого, но… Я проводила её назад.
– Почему?
– Она определённо пришла сюда не специально. Такая напуганная и растерянная… Что мне ещё оставалось делать? Сказать: «О, ты можешь не бояться бездны! Тогда иди за мной и…» И что? Что ей делать? Разодрать в кровь руки, пытаясь отыскать в саду что-то, о чём мы сами не ведаем? До хрипоты спорить с Последним, пока он не прибьёт её во время приступа? Как можно ожидать чего-то от чужака, если мы сами не представляем, как
С сиреневых рук срывались светло-фиолетовые и голубые искорки, чтобы оказаться тут же жадно впитанными растениями. Только так, отдавая частицы собственных жизненных сил, можно замедлить распространение яда – не молитвами, а действиями отсрочив конец. Если бы не договор, и Колокольчик, и Жасмин давно бы умерли от истощения или заразились из-за постоянного нахождения подле бездны.
Миру всё равно, кто на самом деле виноват в случившемся. Ему нужны те, кто ради спасения поставит на кон свою жизнь. По иронии эта роль обычно достаётся непричастным, оказавшимся не в то время не в том месте, а также тем, кто и ранее пытался предотвратить худшее.
***
Не по погоде одетая девушка стояла на крыше, без особого интереса рассматривая ночной город. Очень странно в середине февраля встретить человека в одной красной клетчатой рубашке, накинутой поверх жёлтой футболки, и зелёных джинсах. Ветер никак не мог оставить в покое светло-рыжие волосы, прижатые тоненькой красной шапкой, звенел висящими на шее украшениями. К счастью, на крыше отсутствовали лишние свидетели, поэтому никому не становилось холодно от её вида. А единственный, кто решил потревожить её одиночество, не видел в этом ничего странного.
– Мы не договаривались о встрече. Что-то произошло? – спросила, не оборачиваясь. Даже не окрашенный эмоциями, голос её затекал в уши, словно елей. Слушая такой, легко потерять бдительность и поверить даже самым абсурдным словам.
Рядом остановился мужчина с короткими торчащими напоминающими цветы чертополоха волосами. Лицо его наполовину скрывал пурпурного цвет шарф, а многослойные одежды не позволяли определить телосложение.
– Определённо. – От его голоса, напротив, кожи словно касались мелкие колючки. – Какая-то девка отсюда смогла пройти через врата.
– Какая-то, – раздражённо повторила и, прищурив светло-карие глаза, недовольно посмотрела на него. – И что мне делать с этой новостью? Пытаться уследить за каждой девушкой в Лёйхене? Или, может, ты хоть знаешь, где её искать?
– Не мог проследить. Вышел бы сразу – засекли б при проверке врат. Она ушла быстро, следы слились с прочими.
– Ага-да. А теперь не хочешь сказать что-то помимо оправданий?
Девушка развернулась и упёрлась спиной в ограждение, наблюдая за тем, как мужчина зарылся во внутренний карман и вскоре достал небольшой шарик из мутного коричневого стекла. Она поймала шарик. Над раскрытой ладонью возникло изображение, от которого тонкие губы изогнулись в улыбке.
– Ты её знаешь?
– По воле случая – да. Ха! – Она усмехнулась, сбросила шарик вниз. – Слабая, как комнатный цветок, и шуганная, как мышь. Если это – последняя надежда Мира, то нам не о чем беспокоиться. Уверена, она и сама не захочет ни во что ввязываться. Но всё же… – На мгновение глаза её словно стали темнее, а в волосах промелькнули чёрные пряди. – Не будет лишним немного припугнуть.
– Не проще сразу убить?
– Ах, Чарльз, за кого ты меня принимаешь? Разве я похоже на убийцу? – проворковала так ласково, что у стороннего наблюдателя по спине пробежал бы холодок от нехорошего предчувствия.