Сад Поммера
Шрифт:
— Давай споем теперь в два голоса, — говорит она Леэни. — Каждый своим голосом… — И запевает своим густым альтом.
Леэни поет высоким голосом, и глаза ее сверкают. Жужжит будто слепень, думает Саали и говорит:
— Не тяни вместе со мной, держись своего… Ты же слышишь!
— Слышу, но я еще не умею, — покорно отвечает Леэни.
Из-за березняка явственно доносятся переливы рожка — значит, Элиас еще здесь! Сердце Саали готово выпрыгнуть от радости из груди.
— Поучи здесь одна!.. — возбужденно произносит она. — Выучи все как следует…
И вот она уже уходит, оборачивается и кричит из березняка:
— Пой хорошенько, в полный голос. Только не пускай стадо в зеленя!
Леэни послушно стоит на меже у зеленей с гибким, очищенным от листьев прутком в руке. Скотина все так же медлительно жует траву, Паука сидит в нескольких шагах, сложив лапы, на морде у нее хитрое выражение.
— Где только не замрет мой взгляд. Краса блестит и льется…— поет Леэни что есть мочи и задорно хлещет прутом в воздухе, так что овцы испуганно шарахаются в кучу, будто собака вцепилась им в ногу.
Прекрасен мир, эти поля, живительные росы…Леэни храбро вышагивает по краю поля туда и обратно, размахивает прутом и поглядывает в сторону леса. Куда же делась Саали?
Она думает, что поет уже так звучно и чисто, что могла бы выступать перед кем угодно.
И вот она подходит к стаду, делает старательный книксен и начинает петь. Веселая телка — это бабушка, корова, жующая траву с задумчивой мордой, — это, конечно, дедушка, Паука — Лео, который готов надо всем насмехаться, а овцы — все прочие слушатели.
Солнце клонится к горизонту, тени животных становятся длинными, от болота из березняка тянет прохладой.
Когда Кристина приходит звать пастухов со стадом домой, Леэни все еще пробует голос. Долго стоит женщина на поле, держа руки под передником, и слушает.
— Где Саали? — наконец спрашивает она.
Леэни показывает рукой наугад в сторону березняка.
— Что она там делает, пора стадо домой гнать.
Леэни невольно чувствует горечь в душе, они же должны были петь вдвоем. И надо же, так быстро наступает вечер!
Вот и сама Саали — бежит к ним. Там, за березняком у валуна, она услышала, как Леэни замолкла, и пошла сюда.
— Где ты веники оставила? — спрашивает бабушка. — Мужчины в баню собираются.
Саали краснеет. Бабушка еще в обед сказала, чтобы она наломала к вечеру свежих веников, но в разговоре с Элиасом она напрочь забыла о них. И Саали проворно поворачивает обратно — к березняку.
Трубы школы рдеют на закате. Строго высятся над двором липы; отец учил Поммера, что молния ударит в липу и не тронет дом. Когда липы вырастут вокруг дома, не надо бояться огня небесного.
Во дворе пахнет истопленной баней.
Маленький Сассь семенит им навстречу, он ступает всей стопой, на несгибающихся в коленях ножках,
— Вёк!
— Глупенький, это же корова, — объясняет Леэни. — Она же мычит. Скажи: му-у!
Однако мальчуган повторяет, насупив брови:
— Вёк!
— Скажи: му-му! му-у! — не отстает от него Леэни. Сассь повышает голос и повторяет еще настойчивее:
— Вёк!
— Какой волк? Где волк? — выспрашивает Леэни, наклоняясь к Сассю. — Покажи, где волк?
Ребенок показывает рукой на кусты жасмина.
У Кристины по спине пробегают мурашки. Беспомощно смотрит она на мальчугана. Что же это такое?
В саду жужжат редкие пчелы, воздух напоен истомой: полное безветрие. Дым столбом ползет в небо.
В кухне и в комнате жарко, плита и печь так и пылают: готовят ужин, пекут булки. Мальчишки под водительством Лео принесли в дом березки. Все углы заставлены ими, даже в мансарде и классной комнате пахнет березками. Канун яанова дня! Кристина взяла из комода простыни — хрустящие, прохладные, жесткие. Банное белье аккуратно разложено на скамейке. Ото всего веет уютом и радостью бытия.
Только Мария озабочена. Она ходила встречать вечерний поезд, заколов волосы вверх, смыв с лица и рук пахучим мылом запахи огорода, однако муж не приехал, хотя и обещал побывать в деревне на яанов день. Это портит ей настроение, она замыкается в себе.
После бани и ужина вся семья собирается идти к костру яановой ночи.
До холма Пиррумяэ неблизко, целых полторы версты. Там на хуторе живут старухи, две старых девы — сестры. Им не до того, чтобы жечь яанов огонь, да и сами они никогда не ходили в яанову ночь на холм к огню. Однако они не против, чтобы семья школьного наставника разожгла костер. Дрова на кострище уже есть, об этом позаботились мальчишки; теперь остается только зажечь огонь.
Все возбуждены.
Но никак не сладить с Сассем. Ему словно тоже передалось всеобщее настроение, мальчуган все не хочет и не хочет спать, знай верещит. Каждый вечер ребенок засыпает отлично, но сегодня в него словно заползла черная змейка, как говорит Кристина.
Мария хлопочет: а вдруг ребенок болен, почему же он такой упрямый, ее сыночек, который обычно ведет себя вполне разумно.
Что ж, ничего не поделаешь, Поммер берет скрипку, все отправляются в путь, а Мария остается баюкать ребенка, покуда он не уснет; потом она, конечно, отправится вслед за всеми. Она опускает ребенка в кровать, складывает ручки и накрывает одеялом.
— Баю-бай, маленький, крошечный, золотце! — тихонько произносит Мария и гладит его по голове, затем садится на краешек кровати. Глаза мальчика смыкаются; мать рядом — и его охватывает сонный покой. В комнате уже сумерки, усыпляюще пахнут березки, в передней комнате тикают часы, и со двора доносится пиликанье сверчков.
Мария медленно, тихо встает с постели и идет к двери. Но едва она делает шаг-другой, как Сассь вскакивает в кровати и кривит рот серпом.
— На луки! — требует он.