Сад принцессы Сульдрун

Вэнс Джек Холбрук

Киприан отреагировал на сообщение о скандале только печальной гримасой, но явно испугался и за ужином демонстративно молчал, стараясь держаться подальше от Эйласа.

Ейн тихо сказал Эйласу:

– Правда, что ты проткнул Альвикса шпагой?

– Ни в коем случае! Я фехтовал с ним буквально несколько секунд и прикоснулся к нему острием, вот и все. Велика беда!

– Это тебе так кажется. Для Альвикса это позор, он с тобой расплатится.

– Каким образом?

Ейн рассмеялся:

– Он что-нибудь придумает!

Глава 23

Большой

центральный зал замка Санк простирался от парадной гостиной на западном конце до комнаты отдыха для приезжих дам на восточном. По всей длине зала узкие высокие проходы в противоположной главному входу стене вели в различные помещения поменьше, в том числе в Хранилище, где находилась коллекция редкостей, почетных наград династии, боевых трофеев и ростров вражеских кораблей, захваченных в море, – священные для ска предметы почитания. На полках лежали рукописные книги в кожаных переплетах и свитки берестяных грамот. На одной обширной стене висели портреты предков, выжженные раскаленной докрасна иглой на панелях из отбеленной березы и покрытые лаком. Эта техника изображения не менялась веками – черты лица вождя ска чуть ли не ледникового периода оставались такими же четкими, как портрет герцога Лухалькса, законченный пять лет тому назад.

В боковых нишах у входа Хранилище сторожили два сфинкса, высеченных из черного диорита, – так называемые «тронны», древние фетиши династии Лухалькса. Еженедельно Эйлас должен был мыть этих идолов раствором сока молочая в теплой воде.

За два часа до полудня Эйлас начисто вымыл обоих сфинксов и теперь протирал их насухо мягкой тканью. Из центрального зала в Хранилище спешила леди Татцель, стройная и гибкая, в длинном темно-зеленом платье. Черные волосы слегка покачивались по сторонам ее сосредоточенного лица. Она не заметила Эйласа, оставив после себя едва уловимый цветочный аромат, напоминавший о влажных травах первобытной Норвегии.

Через несколько минут Татцель уже возвращалась. Проходя мимо Эйласа, она задержалась, вернулась на несколько шагов, остановилась и внимательно рассмотрела его с головы до ног.

Эйлас поднял голову, взглянул на нее, нахмурился и вернулся к работе.

Удовлетворив любопытство, Татцель повернулась, чтобы уйти, но сперва проговорила – самым бесцветным тоном:

– У тебя светло-коричневые волосы, как у кельта. Но черты лица тоньше.

Эйлас снова поднял глаза:

– Я тройс.

Татцель не торопилась уходить:

– Тройс, кельт – кто бы ты ни был, больше не позволяй себе дикие выходки. Упрямых рабов холостят.

Эйлас прекратил протирать сфинкса; тяжелая, горячая волна возмущения заставила его опустить руки. Медленно выпрямившись и глубоко вздохнув, он сумел говорить достаточно сдержанно:

– Вы обращаетесь не к рабу. Я происхожу из благородной тройской семьи и теперь нахожусь в плену у шайки бандитов.

Уголки губ Татцель опустились; она снова повернулась, чтобы уйти, и снова задержалась:

– Мир научил нас ярости; если бы это

было не так, мы все еще жили бы по берегам норвежских фьордов. Если бы ты был одним из нас, ты тоже считал бы всех остальных врагами или рабами; больше никого в мире нет. Такова природа вещей, и тебе остается только смириться.

– Взгляните на меня, – возразил Эйлас. – Разве я похож на человека, способного смириться?

– Тебя уже подчинили.

– Я подчиняюсь сегодня, чтобы завтра привести сюда тройскую армию и не оставить от замка Санк камня на камне! После этого вам придется руководствоваться другой логикой.

Татцель рассмеялась, вскинула голову и вышла в центральный зал.

Позже, в кладовой, Эйлас столкнулся с Ейном.

– Оставаться в замке Санк становится неудобно, – заметил Эйлас. – Если я не исправлюсь, меня охолостят.

– Будь уверен, Альвикс уже выбирает нож.

– В таком случае пора уходить.

Ейн огляделся по сторонам – вокруг никого не было:

– Всегда готов, если бы не псы.

– Псов можно одурачить. Проблема в том, чтобы Киприан не заметил нашего отсутствия, пока мы не доберемся до реки.

– Река не собьет ищеек со следа.

– Если я смогу уйти из замка, я смогу уйти от собак.

Ейн погладил подбородок:

– Я подумаю, что можно сделать с Киприаном.

За ужином Ейн сказал:

– Есть способ незаметно смыться из замка. Но придется взять с собой еще одного.

– Кого?

– Его зовут Каргус. Он помогает повару на кухне.

– Ему можно доверять?

– Не больше и не меньше, чем мне или тебе. Так как насчет собак?

– Нужно будет провести полчаса в сарае плотника.

– Завтра в полдень там будет пусто. Идет Киприан – нос в баланду!

Каргус был немногим выше Ейна, но, в отличие от Ейна, сделанного из жил и длинных костей, Каргус весь бугрился мышцами. Шея его толщиной превосходила массивные бицепсы. Черноволосый, почти наголо обритый, Каргус поглядывал маленькими черными глазами из-под мохнатых черных бровей. На кухонном дворе он поведал Эйласу и Ейну следующее:

– Я набрал кварту поганок, их называют «волчьей отравой». Они слегка ядовиты, но обычно не смертельны. Сегодня у нас на ужин суп с поганками и мясные пирожки с поганками. Ночью у всех в замке Санк будут бурчать животы. Повара обвинят в том, что он использовал подгнившее мясо.

– Если бы ты еще мог отравить собак, мы бы ушли отсюда не торопясь и посвистывая, – проворчал Ейн.

– Удачная мысль, но у меня нет доступа к псарне.

За ужином Ейн и Эйлас ограничились хлебом и квашеной капустой, с удовольствием наблюдая за тем, как Киприан поглощает две миски супа.

Наутро, как и предсказывал Каргус, у обитателей замка разболелись животы; наблюдались и другие разнообразные симптомы: озноб, тошнота, жар, галлюцинации и звон в ушах.

Каргус явился в кладовую – там, положив взмокшую голову на стол и дрожа всем телом, сидел Киприан.