Сад принцессы Сульдрун
Шрифт:
– Когда наступит такое времечко? – вздохнула Уайна.
– Кто знает? Может быть, скорее, чем вы думаете, – сказал Эйлас. – Но я устал, а мне нужно встать до зари.
За полчаса до рассвета Эйлас уже стоял на Придурковатой поляне. Он ждал в сумрачных тенях под деревьями, пока первый проблеск восходящего солнца не показался на востоке, постепенно озарив сначала мокрую от росы траву, а затем и граненый камень у него на ладони. Приближаясь к пологой возвышенности посреди поляны, принц даже не услышал, а скорее ощутил какое-то щебетание, переливчатые трели – слишком
Эйлас мягко и спокойно произнес:
– Глубокоуважаемые феи! Не обращайтесь со мной как с незваным гостем. Я Эйлас, отец Друна, которого вы любили и воспитывали.
На какое-то время наступило безмолвие. Продолжая идти к пригорку посреди поляны, Эйлас остановился ярдах в двадцати от него.
Поросшая травой возвышенность внезапно затуманилась; дрожа и волнуясь, как полупрозрачный зеркальный занавес, она стала наполняться образами то близкими, то убегавшими вдаль, то внезапно четкими, то расплывчатыми и пропадавшими.
От холма к ногам Эйласа развернулась красная ковровая дорожка. На ковер выступил эльф – чуть ниже среднего человеческого роста, с бледно-бежевой, отливающей оливково-зеленым блеском кожей. Плечи его покрывала алая мантия с подолом из горностаевых шкурок с головами; он был обут в зеленые бархатные туфли. Голову эльфа венчала хрупкая ажурная корона из золотых прожилок. Справа и слева от него на грани зрительного восприятия то и дело появлялись, но никак не становились четко различимыми другие эльфы и феи.
– Перед тобой король Тробиус! – провозгласил эльф. – Ты отец нашего возлюбленного Друна?
– Именно так, ваше величество.
– В таком случае наше благоволение частично распространяется и на тебя; тебе не причинят вреда в Щекотной обители.
– Благодарю вас, ваше величество.
– Не нужно благодарности, твое посещение делает нам честь. Что ты держишь в руке?
– Ваше величество, это магический талисман невероятной ценности!
Кругом зашептали, забормотали голоса фей:
– Действительно… пламенный самоцвет… потустороннего оттенка…
– Я хотел бы взять его! – повелительно произнес Тробиус.
– Ваше величество! Как правило, я не посмел бы не выполнить ваш приказ, но меня строго предупредили, что я не должен расставаться с этим камнем, пока не станет очевидной причина моего визита. Я хочу, чтобы мне вернули моего сына, Друна, целым и невредимым – только в таком случае и только тогда я смогу предоставить самоцвет в ваше распоряжение.
Бормотание фей приняло удивленный и неодобрительный характер:
– Упрямый, капризный субъект! А таковы все смертные! Нельзя доверять их учтивости… скользкие, бледные родичи крыс…
Король Тробиус ответил:
– К сожалению, должен сообщить, что Друн уже нас покинул. Он начинал взрослеть, и мы были вынуждены с ним расстаться.
Эйлас едва не пошатнулся от изумления:
– Но ему еще двух лет не исполнилось!
– В обители фей время то лениво порхает, то стремительно летит, как муха-однодневка. Когда Друн уходил, по вашему летосчислению ему было примерно
Эйлас молчал.
– Будь любезен, отдай мне блестящую безделушку! – стал уговаривать его король эльфов таким тоном, каким доярка уговаривает непослушную корову стоять спокойно.
– Я могу уступить ее только в обмен на моего сына.
– Такой обмен практически невозможен. С тех пор как Друн ушел из обители, прошло много дней и ночей. А теперь… – тут голос короля Тробиуса стал жестким и суровым, – выполняй приказ, или ты никогда не увидишь своего сына!
Эйлас рассмеялся:
– Я никогда его не видел! Что я потеряю?
– Мы можем превратить тебя в барсука, – певуче и насмешливо произнес кто-то у самого уха.
– Или рассеять тебя по ветру, как пух молочая!
– Может быть, ты хочешь стать воробышком с оленьими рожками?
Эйлас обратился к повелителю фей:
– Вы обещали мне благоволение и заверяли, что здесь никто не причинит мне вреда. А теперь мне угрожают! Как можно доверять вашему слову?
– Мое слово непреложно, как законы природы! – звучно заявил Тробиус, встречая удовлетворенными короткими кивками доносившиеся со всех сторон отклики подданных, выражавшие безоговорочную поддержку.
– В таком случае мне остается только повторить свое условие: сказочный самоцвет в обмен на моего сына.
Пронзительный голос перекричал другие возмущенные восклицания:
– Этому не бывать, потому что это принесло бы Друну удачу! А я его ненавижу, ненавижу, ненавижу! Я напустил на него порчу! [20]
– И на какой срок ты напустил на него порчу? – нежнейшим тоном спросил король Тробиус.
– Э-э, гм… на семь лет.
– В самом деле? Это обстоятельство чрезвычайно меня удручает. Фалаэль! Семь лет любой нектар будет сводить тебе скулы, как выедающий зубы уксус! Семь лет все вокруг тебя будет вонять, но ты не найдешь источник вони! Семь лет обессилевшие крылья не смогут поднимать тебя в воздух, а ступни твои будут проваливаться в любую землю мягче камня, потому что ноги станут тяжелее свинцовых! Семь лет ты будешь выносить из обители весь мусор, все помои и все отходы! Семь лет у тебя будет чесаться пузо, и зуд не пройдет, сколько бы ты ни чесался! И семь лет тебе запрещено смотреть на чудесную новую драгоценность.
20
Порча– вызванное завистью или мстительным озлоблением магическое заклятие, сулящее объекту таковой неудачу, разорение, болезнь или какое-либо иное неизбежное бедствие.
Последнее наказание, по-видимому, уязвило Фалаэля больше всех прочих:
– О нет, только не запрещайте мне любоваться самоцветом! Добрый король Тробиус, я не заслужил такого проклятия! Это мой любимый цвет! Я не могу без него жить!
– Приговор обжалованию не подлежит! Пошел вон!
Эйлас спросил:
– Так вы вернете мне Друна?
– Ты хочешь, чтобы я объявил войну Трехполынной, Святопустной и Росистовражной обителям? Или любому другому королевству фей, хранящему тайны Тантревальского леса? Проси разумную цену за камешек у тебя в руке. Флинк!