Сад принцессы Сульдрун
Шрифт:
– Мы не можем его здесь бросить!
– Мы, конечно, не можем взять его с собой, – упавшим голосом отозвался Друн.
– Конечно. Но еще хуже уйти и оставить его здесь сидеть в полном отчаянии.
– И что ты хочешь сделать?
– Я понимаю, что мы не можем помогать каждому встречному, но этому человеку мы могли бы помочь.
– Ты имеешь в виду золотую крону?
– Да.
Без лишних слов Друн вытащил монету из пояса и протянул ее Глинет. Та принесла ее калеке:
– Вот все, что у нас есть, – может быть, вам это поможет на какое-то время.
– Да благословят вас боги!
Друн
– Можете выспаться в конюшне на сеновале, сено свежее, – предложил хозяин. – За такой ночлег я возьму только медный грош, а если вы поможете по хозяйству на кухне, то и перекусить для вас что-нибудь найдется.
В кухне Друн лущил горох, а Глинет принялась чистить горшки с таким рвением, что хозяин постоялого двора подбежал и остановил ее:
– Довольно, довольно! В них уже моя физиономия отражается, а я ее терпеть не могу! Вы заработали на ужин – пойдемте.
Он подвел их к столу в кухонном углу и подал им сначала хлеб и чечевичную похлебку с луком-пореем, затем нарезанную ломтиками свинину, печеную, с яблоками в подливе, а на десерт – по спелому персику.
Дети выходили из кухни через таверну, где, судя по всему, в самом разгаре было какое-то многолюдное торжество. Вооруженные барабанами, флажолетом и лютней с двойным грифом, три музыканта играли быстрые веселые танцы. Выглядывая из-за спин столпившихся зрителей, Глинет заметила калеку, которому они отдали золотую монету: изрядно навеселе, тот усердно отплясывал джигу, высоко дрыгая ногами. Удерживая в высоко поднятой руке большую кружку эля, другой рукой бывший калека обнял за талию и увлек за собой молодую служанку; они стали носиться прыжками по всей таверне, вызывая хохот окружающих сумасбродными ужимками. Глинет спросила у ближайшего зеваки:
– Кто этот седой танцор? Последний раз, когда я его видела, он стонал и едва двигался.
– Это старый подлец Лудольф – резвостью он не уступит нам с тобой. По вечерам он выходит за окраину и устраивается поудобнее на обочине. Как только показывается путник, мошенник ложится в канаву и начинает издавать жалобные стоны – после чего путник, как правило, помогает ему добраться до поселка. Лудольф рассыпается в благодарностях и хныкает, проклиная судьбу, что обычно позволяет ему выудить из путника пару монет. Сегодня, однако, – судя по тому, как он развеселился, – ему, наверное, попался индийский шах, рассыпающий вокруг бриллианты.
Огорчившись до глубины души, Глинет отвела Друна в конюшню, где они взобрались по вертикальной лестнице на сеновал. Перед сном Глинет рассказала Друну о том, что видела в таверне. Друн пришел в ярость. Оскалившись как волк, он процедил сквозь зубы:
– Презираю лжецов и мошенников!
Глинет горько рассмеялась:
– Лучше об этом не думать. Не могу даже сказать, что нам сегодня преподали полезный урок, потому что завтра нас снова обведут вокруг пальца.
– Несмотря на все предосторожности.
– Именно так! По крайней мере, однако, нам нечего стыдиться.
Дорога из Мода в Фундук пролегала по разнообразной местности: через леса и поля, по горам и долинам, – но им больше не угрожали ни опасности, ни подвохи, и они прибыли в Фундук
Крепко держа Друна за руку, Глинет внимательно изучала происходящее.
– Судя по всему, здесь будет больше торговцев, чем покупателей. Может быть, они собираются торговать друг с другом? Но тут весело: стучат молотки, натягивают яркие полотнища…
– Откуда так вкусно пахнет? – спросил Друн. – Я сразу вспомнил, что страшно проголодался.
– Ярдах в двадцати с наветренной стороны стоит и жарит колбаски человек в белой шляпе. Пахнет действительно чудесно, но у нас осталось всего семь флоринов и горстка грошей. Пожалуй, лучше сохранить эти деньги на черный день и попытаться как-нибудь заработать на еду.
– А что, за колбасками длинная очередь?
– Не сказала бы.
– Значит, торговцу было бы выгодно, если бы мы привлекли больше покупателей.
– Так-то оно так, но каким образом?
– А вот таким. – Друн вынул из-за пазухи свирель.
– Удачная мысль! – Глинет подвела Друна поближе к палатке продавца колбасок. – Теперь играй! – прошептала она. – Что-нибудь позадорнее, повеселее, возбуждающее аппетит!
Друн начал играть – поначалу медленно и осторожно. Вскоре, однако, пальцы его приобрели уверенность сами по себе, порхая по свирели слева направо и справа налево, и волшебный инструмент стал производить приятные ритмичные мелодии. Прохожие останавливались, чтобы послушать, и постепенно скапливались вокруг жаровни продавца колбасок; многие не преминули потратиться на закуску, и колбаски пошли нарасхват.
Через некоторое время Глинет приблизилась к продавцу:
– Уважаемый господин, не могли бы вы дать нам немного колбасок? Мы очень проголодались. А после того, как поедим, мы снова что-нибудь сыграем.
– По рукам! – тут же согласился вдохновленный прибылью торговец. Он отрезал им хлеба, вложив между ломтями горячие колбаски. Закусив, Друн снова заиграл заразительно жизнерадостные хороводные, джиги, гопаки и радостные быстрые марши. Услышав его свирель, окружающие начинали невольно приплясывать, подходили ближе и втягивали носом аромат колбасок, шипящих на жаровне… Не прошло и часа, как торговец распродал все, что у него было, незадолго перед этим Глинет и Друн стали потихоньку уходить.
Неподалеку, в тени фургона, стоял высокий молодой человек атлетического телосложения, широкоплечий и длинноногий, с длинным носом и прозрачными серыми глазами. У него не было ни бороды, ни усов; прямые темно-русые волосы он стриг под горшок, на уровне ушей. Когда Глинет и Друн проходили мимо, он выступил из тени и преградил им путь.
– Мне понравилась твоя игра! – сказал он Друну. – Где ты научился так ловко дудеть?
– Я не учился, сударь, – это волшебный подарок фей из Щекотной обители. Они наделили меня свирелью, кошельком с неразменными монетами, талисманом, придающим храбрость, и семью годами сплошных неудач. У нас уже отобрали кошелек и талисман, а свирель у меня еще осталась. Остались и неудачи – они неотступно преследуют меня, как тень.