Садовник (история одного маньяка)

Бархат Нина

Ника снова замерла, не сводя с Эда лихорадочно горящего взгляда. Его член мгновенно затвердел.

Где-то на задворках сознания промелькнуло: «Ни фига себе оделась к завтраку с соседкой…», а потом она жестко толкнула его во взметнувшуюся облаком постель и одним плавным кошачьим прыжком оседлала его грудь, еле слышно урча.

Оказалось, что до этого дня он не знал, что такое огонь… Она была вся из огня! Длинные рыжие пряди упали ему на лицо, опаляя… Отрезая от мира, где осталось лишь ее горячее тело, взявшее его в плен ног… В этом подсвеченном солнцем куполе

было видно, как язычок быстро обежал яркие губы, и она усмехнулась незнакомой предвкушающей усмешкой. Глаза - неистовые и беспощадные - ощутимо жгли кожу, не оставляя сомнений: она пришла взять все. Без остатка!

На какую-то долю секунды ему стало страшно.

Но сильные пальцы вонзились в волосы, повлекли, властно указывая путь. И Эд сдался на милость стихии…

Ника спала. Ее лицо не сохранило и следа страсти, внушившей ему, зрелому мужчине с богатым опытом, почти суеверный страх. А он, неудобно приподняв голову, все смотрел на нее, не шевелясь - боясь сделать лишнее движение и вернуть к жизни этот огнедышащий вулкан.

Пряди вились медными змейками, заключая ее в живой, сияющий кокон… Она была прекрасна - с ладошкой, подпирающей по-детски округлую щеку и солнечным лучом, затерявшимся в густых ресницах… И никто не смог бы поверить, что этот золотой ребенок, будто одержимый демонами, без конца терзал его бедное тело всего пару минут назад…

Священную тишину вдруг нарушил громкий и протяжный скрип за окном. Как ужаленный, Эд подпрыгнул в постели и тут же замер, испуганно оглянувшись на Нику. Но та дышала по-прежнему легко.

Калитка глухо стукнула, завершив привычную песню, и еле различимые, но явственно шаркающие шаги затихли за забором.

Эд наконец вспомнил про открытую дверь. И вздрогнул.

Проклятая сумасшедшая старуха! Она что же - провела здесь всевремя?! Пока они стонали, кричали, падали с кровати и возвращались вновь в нее, обмениваясь отрывистыми, но предельно четкими комментариями на вечную тему: что, куда и как, насколько сильно и насколько глубоко?!.

В голове помутилось от злости. Нет, не зря он так невзлюбил ее с первой же встречи! Догнать и придушить. Немедленно! Ну хотя бы ее мерзкого пса!

Однако неожиданная мысль спасла Арчибальда от расправы.

А Ника-то… Ника! Она же знала, что гости в доме… И все равно забыла о двери! Черт, да она позабыла обо всем– так его хотела!…

Эд посмотрел на нее, свернувшуюся калачиком в постели, и самодовольно ухмыльнулся: а ведь именно он - причина расцвета этой девочки! Он и никто другой - причина ее превращения в страстную, полную огня женщину!…

Позабыв о самом существовании старушки и ее любимца, Эд снова нырнул к Нике под одеяло, мурлыкая что-то бравурное под нос и теша свое мужское самолюбие этой бесконечно наивной сказкой…

Ему снилось звонкое пение. Чей-то голосок старательно выводил:

– Вёсна, вёсночка, весна, нам ты солнце принесла!…

Он соперничал пронзительностью с криками синиц, не позволяя держать веки закрытыми, будоража, приглашая взглянуть на певунью…

Нашарив пустое место Ники,

Эд открыл глаза. Зевнул, потянулся до смачного хруста и откинул одеяло.

Вначале за белым от слепящего солнца стеклом ничего не было видно, но, прищурившись, он все-таки различил между деревьями хрупкую фигурку, и его рука замерла на оконной раме.

Она стояла в паре десятков метров от дома и пристально рассматривала ветки, притянув пучок к себе пониже.

«Одевалась, должно быть, еще во сне», - хмыкнул про себя Эд - цветастая ночнушка, ее любимая, развевалась под пронизывающим ветром, обнажая полосы сияющей кожи над резиновыми сапогами. Темно-зеленые изначально, они превращались в хаки на глазах - от несусветной жидкой грязи, а последний снег лип к ним робкими комочками, наверное, надеясь на спасение от неумолимого солнца, затопившего сад…

В коротенькой синей курточке, наброшенной прямо на ночнушку, Ника казалась здесь первой перелетной птицей.

Вдруг, точно зная, что за ней наблюдают, она обернулась. Помахав ему рукой, улыбнулась и прокричала, упиваясь солнцем и терпким запахом близкого тепла:

– Смотри! Весна пришла!

– Да, действительно, - шепнули его улыбающиеся губы в тишине спальни.

Ее голые ноги в грязных резиновых чудищах, ее ослепительное счастье и тайная песня - все это было весной куда больше, чем кем-то придуманное время года.

А немного позже, выпив кофе, она заорала: «Бли-и-ин!!!» - и умчалась, стукнув чашкой о стол так, что на его поверхности вмиг образовалось огромное пахучее озеро.

Эд взглянул в его темные глубины с подозрением.

Где-то уже в коридоре Ника затормозила о стену (должно быть, ночнушкой - послышался треск), вернулась и с выражением неподдельного испуга на лице провозгласила: «Блин, сегодня же зачет!» - и снова исчезла в дверном проеме, оставив на косяке запотевший след от ладошки.

Эд обреченно вздохнул, взял тряпку и стал вытирать стол, попутно размышляя над причудами женской логики.

Ну какой к дьяволу зачет?! Ведь она не была в институте… Сколько? Два месяца?… Или три?

Склонившись над раковиной и глядя на бегущую воду, он попытался вспомнить, когда он в последний раз забирал ее в конце знакомой аллеи… И не смог. Движение прозрачной спирали вдруг напомнило ему само время: попробуй словить, ощутить его - и оно скользнет сквозь пальцы незамеченным… но, потеряв, осознаешь его вес предельно точно.

Так сколько же все-таки прошло?

– Ты еще не в машине?!
– это было произнесено с той непередаваемой классической интонацией, о которой Эд клялся себе: «Никогда в жизни! Ни от одной!…» Ника заглянула в кухню, натягивая туфлю на левую ногу. И усилила эффект: - Ну, Эд! Скорей же!

В ответ он зло громыхнул недомытой тарелкой, едва не разбив ее. Но эскапада пропала зря - Ника была уже где-то у выхода. Что раздражало еще больше!

Он сорвал куртку с крючка, чувствуя, как лопнула петелька (и ведь не пришьет! придется самому - как и тарелки!), и широкими яростными шагами направился к машине, пытаясь найти рукав на ходу. Безуспешно. Распахнул дверцу и швырнул неподдающуюся куртку на заднее сиденье, перекипая через край.