Садовник (история одного маньяка)
Шрифт:
– Не похож только… - разочарованно добавил гость и, окончательно уронив голову на руку, мелодично захрапел.
– Ни хрена себе!
– изумился Эд.
Ника опустилась на корточки возле похрапывающего мужчины. Запустила пальцы в его вихры и ласково провела по щеке, словно желая убедиться, что он и правда спит - так мать прикасается к усталому ребенку, уснувшему на стуле за игрой. И это прикосновение - сугубо личное, не оставлявшее свободного места между ними двумя, окончательно взбесило Эда!
Он, не сказав ни слова, порывисто вышел на веранду. Пачка сигарет неизвестно откуда сама прыгнула
Ника что-то тихо шепнула Леониду и… обняла?!
Но тут же Эд с облегчением понял, что она просто помогает гостю подняться. «Наконец этот мудак исчезнет!» - не успел он обрадоваться, как картина вдруг дополнилась неразборчивым гомоном и тихим грудным смехом Ники - на выходе из кухни Леонид ухватился рукой за карниз, нарушив хрупкое равновесие, и в поисках опоры скользнул рукой по ее ягодицам, едва скрытым полупрозрачной тканью платья…
Закусив сигарету, как удила, Эд рванул в дом, отодвинул Нику и забросил мерзавца себе на плечо, с удовлетворением чувствуя, как горящий кончик мазнул того по коже. То ли от боли, то ли от пьяной невменяемости, Леонид начал нести довольно своеобразный бред, спровоцированный алкоголем и излишней начитанностью.
– Коро… Нида… Как… я мог, боги, как я мог… У Хирона… - слезы покатились по его щекам, оставляя дорожки размытой грязи.
– Мой сын! Я даже не увидел… Как я мог?! О, боги! Отец! Как я мог?…
Он плакал, изливая проклятия самому себе, опять углубляясь в древнегреческие дебри, поминая мифы и их героев, жалобно поскуливая… А затем горячие речи внезапно прервались. Голос гостя наполнился силой - невероятной для его состояния, и он пропел несколько потрясающе музыкальных, завораживающих фраз!
Несмотря на чудовищное количество выпитого, от него лишь слегка пахло, и то - скорее травами, чем виски.
– Сюда, в комнату, - Ника пронеслась вперед, даже не оглядываясь, уверенная, что ее просьба будет выполнена.
Эд разочарованно хмыкнул. Вздохнул. И все же направил безвольную и на удивление легкую ношу в дверной проем.
Они уже почти добрались до красного диванчика, где Ника торопливо расстилала постель, как вдруг Леонид оттолкнул Эда, а сам, опасно пошатываясь, обвел комнату барским жестом, залихватски воскликнул: «Амброзии!» - и удивительно точным, картинным движением свалился прямо на диван (тот глухо крякнул, но устоял). Потом проворно ухватил Никину руку, накрыл ее беглым поцелуем и, сжав пальцы, тихо сказал, по-собачьи заглядывая ей в глаза:
– А ты все так же хороша, Дафна…
Ника выдернула руку с улыбкой и принялась искать одеяло в шкафу, не замечая, что за ее спиной, пытаясь выдохнуть дым (нет - серый комок шерсти, застрявший в горле), Эд шагнул к Леониду - объяснить (пусть даже лежащему!), что можно себе позволять с чужими женщинами, а что - просто опасно!…Но, когда кулак уже был занесен, безумец слегка оттолкнул его, с мученическим видом пробормотав:
– Я тебя прощаю… Ты чист, - и окончательно погрузился в чуткий и краткий сон алкоголика.
Вмиг превратившись в потустороннее существо.
Влажные соломенные завитки легли на лоб,
Ника подошла на цыпочках. Приподняв его голову, заботливо устроила на подушке, поправила сбившуюся прядь волос жестом, полным невыносимой нежности. Потом скользнула по его груди, по грязному вороту майки, двинулась дальше… Лаская. Все ниже и ниже. Уже в районе ремня…
Внезапно Эд (во власти неведомых сил, не иначе!) вдохнул сладкий опьяняющий воздух, наполненный яростью и освобождением (сомнения - прочь!). Он уже сделал движение, чтобы отбросить ее от дивана и погрузить в его кровь свои голодныеруки!…
Как вдруг заметил блестящий предмет, закрепленный рядом с пряжкой. Ника погладила его, будто прощаясь, распрямилась, совершенно спокойная, и отвернулась от спящего на диване полубога.
– Он нечасто приходит, - ее шепот был тихим, но отчетливым.
– Только летом. Думаю, у него просто нет дома. Я бы предложила ему пожить у меня, но он ужасно гордый и откажется, я точно знаю… - она поднесла к лицу руку Эда и чуть слышно коснулась ее губами.
– Видишь ли, он убил свою жену… - Эд вздрогнул, но Ника только крепче прижала его ладонь к своей щеке.
– Да, за измену. Однажды вернулся домой раньше времени, а она - с другим… Но не это самое страшное. Она была беременна, уже на сносях. Я не спрашиваю его об этом, но он каждый раз сам рассказывает… Только каждый раз по-разному. Я не знаю, что случилось с ребенком. Он то говорит, что сына успели спасти - мол, она умерла в больнице. То долго плачет, что мальчика уже не вернешь, а он бы так хотел быть с ним! Он такой… - ее нижняя губа задрожала. Эд видел это в полумраке. Он увидел бы, даже закрыв глаза.
– …бе-е-едненький!
– и она уткнулась ему в плечо, давя слезы.
«Что ж, - подумал он, - это объясняет наколки».
Через минуту, с усилием сглотнув, она продолжила:
– А на поясе он носит ее брошь. Говорит, это - единственная вещь, которая осталась от нее. Помогает помнить. Он почему-то больше всего боится забыть ее, представляешь?
Эд, стиснув зубы, кивнул.
Они простояли так долго. В тишине, звенящей криком…
Наконец, Эд отстранился и посмотрел на Нику, чувствуя, как нервной птицей бьется в нем вопрос и многоопытным хищником подкрадывается ответ.
– А ты не боишьсяего?
– Почему?
– омуты, черные омуты искреннего непонимания.
– Он ведь убийца, Ника.
– Но… - она повернулась в сторону спящего. Во взгляде - океан всепрощения, безграничного, непостижимо-наивного… - Он же любит ее до сих пор!
Эд сжал ее руку, изо всех сил стараясь не думать. Не думать вообще ни о чем! Прогнать из головы это странное отражение, эту издевательскую двойственность: один убийца, мирно посапывающий на диване, и второй - за ее плечом.