Садовник (история одного маньяка)
Шрифт:
«Вполне возможно, - подумал Эд, - еще бы кустов побольше - и почти идеальное место».
Он шутливо притянул ее к себе.
На его поцелуй Ника отозвалась с внезапной страстью, и у Эда уже промелькнуло: «А нужны ли кусты?…», как вдруг она так же внезапно высвободилась и помчалась, смеясь, по тропинке вперед - воздушная, легкая, как ветер (только ее сумасшедшая юбка неуклюже моталась, портя сравнение)…
Позади сухо хрустнула ветка. Одним слитным движением (точно ждал этого) Эд обернулся.
Но лес молчаливо смотрел на него. С приглушенным шорохом
Вздохнув (нервы ни к черту!), он повернулся к Нике. И обнаружил, что сильно отстал - где-то далеко впереди ее юбка искрилась цветом под тонкими пальцами лучей, вспыхивала буйством оттенков, окунаясь в световые столбы…
Эд удивленно моргнул - оказалось, они уже пришли.
Ее тонкая фигурка подпрыгивала на краю огромного пространства, залитого солнцем. В дрожащей над травами дымке угадывались разноцветные лоскуты палаток и что-то темно-зеленое довольно больших размеров. С порывом ветра донеслась еле слышная, но выразительно визгливая музыка. Составленная из дисгармоничных высоких нот, она раздражала, как жужжание комара над ухом. Но Ника, похоже, была от нее в восторге - юбка вздымалась все быстрее, все выше…
Слева промелькнул красный сполох.
Со злостью, удивившей его самого, Эд бросился в ту сторону. Но у кромки леса заметил еще один. И еще - ярко-синий. Совсем близко к Нике.
Эд развернулся и рванул ее догонять, матерясь вполголоса, удерживая взглядом быстро удаляющиеся мужские фигуры…
Стволы перед ним уже не скрывали поляну, вогнутую, как необъятное блюдо, тесно заполненную пестрыми шатрами, разбитыми фургонами, веревками с чистым (и не очень) бельем. А еще спустя десяток безумных звериных прыжков стало ясно, что зеленая громада в центре - цирк шапито.
На утоптанном спуске к табору задорно подпрыгивала на бегу Ника. И больше никого. Лишь вдали у палаток, сидя на корточках, играли во что-то мальчишки, босые и жутко замызганные.
Эд облегченно выдохнул.
Но неожиданно оказалось, что близость Ники и лагеря - обманчива.
Он мчался все быстрее, ощущая, как на его разгоряченную кожу ложится пыль, глотая ее - едкую и раскаленную, а заодно - запахи незнакомой жизни… И все равно не мог догнать!
Тем временем Нику заметили дети. Громко закричали на своем непонятном языке и побежали навстречу, протягивая грязные ручонки в извечном просительном жесте. Эд рванул еще сильнее!
Но толпа малолетних попрошаек уже окружила ее. Черные глазки прикипели к ней, не оставляя ни на миг, а руки вцепились в юбку и потянули к лагерю, ежесекундно грозя опрокинуть.
Эду почему-то стало страшно. Он крикнул изо всех сил, стараясь издалека перекрыть галдеж:
– Ника! Ника, подожди!
– в его голосе было больше просьбы, чем злости (но сейчас все равно - лишь бы услышала!).
Она услышала - вдруг среди громогласной музыки и воплей малышни нашла его взглядом. Послала смущенную, извиняющуюся улыбку…
А Эд, успокоенный ею, на секунду остановился перевести дух.
Зря. Ника тут же отвернулась к своей галдящей босоногой свите.
Несколько мальчишек бросились вперед, оглядываясь, едва не сворачивая шеи… И, когда их глаза останавливались на нем, Эду чудился холод (если не злость) в этих маслянисто-черных прорезях. Прищуренных, как бойницы.
Он еще раз вдохнул, уперев руки в колени, помотал отяжелевшей головой и побежал следом, почти успевая догнать их!…
Но только почти.
Оставалось несколько шагов - от Ники его отделяла только толпа малолетних попрошаек, как вдруг музыка, о которой он совсем забыл во время своего изнурительного спринта, стремительно приблизилась. Только что она звучала почти на другом конце лагеря, и вот вдох - и она уже за углом, шаг - и из неприметного бокового прохода, словно из-под земли поток, вырвалась бурная пестрая толпа: разноцветные наряды женщин, их черные как смоль (как глаза детей) волосы, их дивные протяжные голоса, незнакомая песня и звон украшений, красные и синие рубахи мужчин, расписные гитары и линялая, грязная одежда немногих - должно быть, «профессиональных» нищих…
Чуть в стороне шел музыкант - седой обладатель тонкоголосой скрипки. А с ним - мальчик со скучным лицом, регулярно ударявший во что-то, отдаленно напоминавшее литавры.
Скованная своими малолетними спутниками, Ника была в мгновение ока обвита этой улюлюкающей, танцующей, стремительной спиралью! Она вращалась, засасывая центростремительной силой золотоволосую фигурку в окружении малышей и отшвыривая всей центробежной мощью Эда!…
Он отвоевывал себе место с трудом, едва различая за чужими спинами удаляющиеся клочки желтой блузки, смертельно боясь упустить ее навсегда…
Над кем-то невысоким он все-таки разглядел, как Ника оказалась в центре. Дети с неохотой отступили, пропуская женщин. И в этот миг музыка окончательно сошла с ума - презрев все законы гармонии, завизжала, надрываясь, подхлестывая молодых красавиц исступленно бить себя юбками, обнажать стройные ноги, соревноваться в прелести юной груди…
Встревоженный, ежесекундно теряя Нику из вида, Эд вдруг понял удивительную вещь: несмотря на светлую кожу и тяжелое золото волос, так не похожее на цыганскую смоль, она была сейчас неотличима от них - один порыв, один огонь в крови!
Что же это? Может, музыка и неистовство танца?… А может, древняя женская суть - поманить, околдовать, завладеть?…
Достигнув апогея, мелодия оборвалась. Девушки остановились, хлопая в ладоши, смеясь. Ника смеялась вместе с ними и выглядела счастливой до невозможности. Закат алел на ее губах.
Эд решил, что самое время - попробовал было пробиться к ней. Но живое кольцо тотчас отозвалось - сжалось плотнее. Более того, на него начали посматривать с открытой неприязнью, демонстративно отворачиваться, наступать на ноги…